такой же хмурый, как у потерпевших кораблекрушение возле необитаемого острова. У всех, кроме повара, бородача с лысым черепом и множеством колец в мочках ушей.
– Здравствуйте, – сказал Сервас.
Никакого ответа. Однако все еле заметно выпрямились. По глазам было видно, что его манеры их удивили. Они ожидали увидеть майора криминальной полиции, а перед ними стоял тип с замашками учителя или журналиста, широкоплечий, в бархатной куртке и потертых джинсах. Не говоря ни слова, Сервас сдвинул в сторону жирную картонку из-под пиццы и стакан, где в остатках кофе плавали окурки, потом уселся на край стола, провел рукой по темным волосам и повернулся к ним.
Он разглядывал их в упор, одного за другим, задерживаясь на каждом секунд по десять. Все, кроме одного, опустили глаза.
– Кто увидел первым?
Человек, сидевший в углу, поднял руку. Поверх клетчатой рубашки у него был надет хлопчатобумажный спортивный свитер с надписью «Нью-Йоркский университет».
– Как ваше имя?
– Гюисманс.
– Рассказывайте. – Сервас вытащил из куртки блокнот.
Гюисманс вздохнул. За последние часы терпение этого человека подверглось тяжкому испытанию, да его и вообще нельзя было назвать терпеливым. Он уже излагал свою историю с полдюжины раз, и повествование обрело некую механистичность.
– Вы спустились вниз, не сойдя с платформы фуникулера. Почему?
Молчание.
– Страх, – наконец сказал Гюисманс. – Мы боялись, что этот тип все еще шляется по территории, прячется в галереях.
– А что заставило вас подумать, что это был мужчина?
– А вы считаете, будто такое могла бы сотворить женщина?
– Среди рабочих случались ссоры, какие-нибудь стычки?
– Как и везде, – отозвался второй. – Пьяные потасовки, истории с девчонками. Случается, что люди просто друг друга не выносят… Вот и все.
– Ваше имя?
– Эчевери. Грасьян.
– Там, наверху, жизнь не сахар, а? – спросил Сервас. – Риск, изоляция, теснота – все это создает напряжение.
– У людей, что работают наверху, крепкие головы, комиссар. Моран должен был вам это сказать. Иначе они остались бы внизу.
– Я не комиссар, а майор. Все-таки там, наверху, когда погода ни к черту и все такое, есть от чего взорваться, а? – не унимался Сервас. – Мне говорили, что на высоте трудно засыпаешь.
– Это верно.
– Растолкуйте мне, как там.
– В первый день высота сильно изматывает, спишь как убитый. Потом спится все хуже и хуже. В последний день не больше двух-трех часов. Так уж устроена гора. Отсыпаемся в выходные.
Сервас оглядел рабочих. Все закивали, подтверждая слова товарища.
Он вглядывался в этих терпеливых парней, не блиставших образованием и не воображавших себя звездами. Они даже не искали легких денег, а просто выполняли свою тяжелую
