– либо свою такую фантазию, что потом она позора не оберется от добрых людей. Рядом с ним пустовало место. Этот стол был заранее предназначен для припозднившихся на гулянку казаков.
Тут откуда не возьмись, появился, завсегдатай таких привлекательных гулянок, и, как ни странно, совершенно трезвый Афоня – пролетариат, которого так неуважительно окрестили в станице.
– А почему бы и ему не присесть рядом, – подумал Афоня и и бесцеремонно опустился на скамейку около Дмитрия Игнатьевича, который был явно не в духе.
Пожилые станичные казаки – труженики, которые еще до революции прилепили Афони кличку, что он настоящий пролетариат. Хотя они до конца и не понимали истинное значение и смысл такого заковыристого слова. Поэтому употребляли его всегда с презрением, подразумевая, под этим словом всех бесшабашных лодырей, бездельников и пьяниц, нежелающих трудиться в поле и постоянно жить, как трутни, за счёт других. Пожалуй, никто из собравшихся на гулянке казаков, так и не заметил, или не придал должного значения, когда явный самозванец Афоня, успел затесаться в их порядочную компанию.
Переживания рядом сидевшего казака Афоня воспринял, как свою личную боль. Отнесся он к этому с явным пониманием и сочувствием. Этот пьяница оказался не настолько глуп и черств, чтобы не догадаться, в чем крылась истинная причина расстройства его взгрустнувшего соседа, поэтому решил его успокоить:
– Ты, казак, дюжить не расстраивайся и не бири сабе вголову, и сиводня больше невздумай горевать. Держись за миня, тольки носом не крути. Уместе мы с тобой, не пропадем! Кстати, у мине жана, Нюрка, тожить, с прибабахами. Она, как змея самая настоящая. Видать, што недалеко от твоей ушла. Поетаму, чиво ради я должон ее с собою кажный раз таскать. Не люблю я Нюрку за ее дюжить вострый язык. Бывало, ежели подвернется мине под руку хорошая компания, то она, зараза, узяла моду и тут жа, так и норовить, проклятущая баба, перебить мине апетит и поломать настроение. За сваю Нюрку я уже узялся, как следуить, и последний раз предупредил, што за такую безобразную поведению живьем ее, курву, под полом сгною и дажить не задумаюся.
В своем устрашающем рассказе, Афоню так понесло по кочкам, что он даже позабыл упомянуть о том, что бессердечная Нюрка частенько его дубасит своею излюбленной деревянной качалкой.
Дмитрий Игнатьевич подозрительно посмотрел на рядом сидевшего грозного хвастунишку и решил поглубже его копнуть и узнать, а чем же он, на самом деле, дышит, поэтому с интересом его спросил:
– Ежели можно, то я тибе, мил человек, задам для начала всиво лишь два каверзных вопросика?
Афоня вызывающе вскинул голову и любезно предложил:
– По мине, хучь десять вопросов задавай, но тольки не подумай жалеть миня, а то я не люблю коды миня жалеють.
– Лично миня интересует, прежде всиво, што, в случае какой – либо заварушки, ты за кого будешь болеть, за белых или за красных? – спросил Дмитрий Игнатьевич.
Афоня с придыхом хыкнул и не раздумывая выпалил.
