же они умнее нас!
Максим Яковлев, «Фрески»
А что у вас?
Моя дочка, когда была совсем маленькой, совершенно не могла переносить мою сердитость на нее, обиду или недовольство. Она, как будто чувствуя физическую боль, бросалась ко мне с выражением страха на лице и умоляла торопливо: «Мамочка, мамочка! Я больше не буду!» А потом проверяла, на всякий случай, заглядывая в лицо: «Ты не сердишься?»
А когда ей был всего годик, после любого строгого замечания в свой адрес ей было необходимо – поцеловать, обнять, то есть убедиться, что ее простили.
Гимн младенцу (очень личное)
«Па-а-па, давай биться!» – умоляюще тянет мой сынуля, пытаясь всунуть отцу игрушечную саблю. «Подожди, не сейчас, я устал», – вздыхает тот. Мне смешно и жалко видеть огорченную моею: «Ну, хочешь, я с тобой побьюсь?» Он радостно подается навстречу, но, вспомнив папины уроки, разочарованно произносит: «Нет, ты девушка. А с девушками нельзя…»
У каждого близкого человека в его жизни своя роль. Папа – это папа. Мамочка. Бабушка. «Ура, дедушка приехал!» Леша (дядя родной). «Лубимая Саса» (сестричка). Он всех любит. Ему безразлично, что бабушка считается не такой уж хорошей и лучезарной, так как она – теща или свекровь. Он не понимает, что кто-то сегодня особенно весел только потому, что «навеселе». Обиды и мелкие склоки витают вокруг него, не задевая, вызывая лишь искреннее удивление: «Ты Сашу наругала, она что ли плохая?»
Он абсолютен. Он – непреложная истина. И именно в его свете так хорошо видна лживость и лицемерность остального мира…
Я постоянно куда-то несусь по своим неотложным делам, но глубоко в душе у меня залегла странная ложбинка, виноватость такая, неспокойность; и где-то за спиной тихо, но отчетливо тикают часы, дни, годы, за которые мой доверчивый малыш превратится во взрослого парня, досадливо роняющего при виде меня: «Мам, сколько раз просил стучать, когда заходишь в комнату».
Я никогда не могла спокойно смотреть, как на улице, поддавшись минутному раздражению, мамаша дает своему чаду подзатыльник или, усмиряя, так дернет за руку, что все его маленькое тельце сотрясается. Я далеко не идеальная мать – сама раздражаюсь, выплескиваю эмоции на попавшегося под руку, – но мне в таких случаях хочется взять этого ревущего, испуганного человечка и увести от его мамочки; накормить, приголубить, отдать ему всю ласку, которая у меня еще осталась.
Только 17–18 лет они будут с нами. Потом еще долгая жизнь, но там, на первом месте, скорее всего, будут уже не папа с мамой. И вот в этот момент мы, наконец, осознаем, как он дорог нам, наш ребенок. И какой он был милый, послушный в детстве. И как нам хочется туда вернуться…
Есть такой мультик – о живом паровозике. Он постоянно сбивал расписание, останавливаясь, чтобы посмотреть – то на распускающиеся подснежники, то на восход солнца. А на упреки отвечал: «Если этого не увидеть, можно опоздать на всю жизнь».
Времечко бежит. Часики – тик-так, тик-так…
Мое родное, доверчивое существо,
