ходатайствовать, Ваше Высокоблагородие, об удостаивании урядника Зайцева через Кавалерскую Думу серебряной медалью «За усердие» на Анненской ленте с выдачей денежного пособия в пятьдесят рублей, а также единовременного вознаграждения в сто рублей, за проявленную храбрость при задержании опасного злоумышленника. Подобные поступки совершались урядником Зайцевым неоднократно и заслуживают исключительного по последнему поводу поощрения…
– Молодец! – улыбнулся Алексей. – Тартищев наверняка это представление подпишет.
– А я что говорю, – сказал печально Иван, – только бумаги на поощрение тоже надо успеть просмотреть, может, какая не по форме составлена, и сводку придется переписывать… – Он тяжело вздохнул. – Вот жизнь пошла, горше некуда. Жалованья на двадцать рублей больше, а работы – на двести. Почему было не передать сводки письмоводителю? А то превратили нас в писарчуков! Больше пишем, чем живым делом занимаемся.
– Ничего, напишешь, – похлопал его по плечу Алексей, – еще два дня до возвращения Федора Михайловича. Поспеешь! А бумаги письмоводителю все равно не отдадут, потому что он к секретам не допущен, а сводки, сам знаешь, разглашению не подлежат.
Иван не ответил. Длинными ловкими пальцами он неторопливо и тщательно сворачивал самокрутку. Лизнул край листа, расправил влажный шов и закрутил один конец, затем прикурил, поднялся со стула и подошел к окну.
Алексей, засунув руки в карманы брюк, покачивался с пятки на носок и наблюдал за приятелем.
– У тебя такой вид, словно сам в чернильницу попал.
Иван обвел его хмурым взглядом, но ответить не успел, потому что открылась дверь и в кабинет ввалился старший агент Савелий Корнеев.
Он был не по обычаю мрачен и, не поздоровавшись, прошел в глубь кабинета и буквально обрушился на стул.
Иван и Алексей с любопытством наблюдали, как он ерзает по сиденью, словно под ним находилась не казенная клеенка, а дюжина верблюжьих колючек.
– Ну, дьявол! – выругался он наконец и потянулся к графину с водой. Выпил подряд два стакана и откинулся расслабленно на спинку стула, вытянув ноги и сцепив руки на затылке.
– Умаялся, сердешный? – язвительно справился Иван. – Видно, насмарку поработал?
Корнеев окинул его недружелюбным взглядом.
– Тебе все шуточки, Иван, а от меня сегодня такой лосина ушел. Первый раз его в городе встретил, и сдается мне, на наше горе он здесь появился.
– Чем же он тебе не показался?
– Показаться-то показался, да что толку! Выглядит как крепкий купчина, рослый, бородатый, кулаки не меньше, чем твоя голова, Ваня. При нем два мужика помоложе, может, сыновья, а то приказчики. Следуют за ним не впритирку, а чуть сзади и по бокам, точно охрана какая. Я сначала внимания на них не обратил, мало ли купчин по базару слоняется. Я за шайкой Наумки-дисконтера[2] наблюдал. Мало ему,
Человек, дающий деньги в рост под залог имущества.
