через час, стараясь сдерживать дыхание, что не мешало распространять вокруг себя запах тяжкого перегара, выпячивая обильное чрево, перед Соколовым стыл в смертельном страхе городовой Матвеев. Под левым глазом красовался фингал, успевший приобрести зеленоватый оттенок.
До полного пенсиона Матвееву оставалось всего полгода. Теперь же, размышляя о трагедии собственной жизни, Матвеев твердо решил: «Коли со службы попрут, напишу записку: „Никого не винить!“, а сам под паровоз брошусь». Себя, любимого, было так жалко, что на очи накатывались слезы.
– Матвеев, к тебе дворник Пузанов на прошлой неделе обращался в ночное время?
Городовой обвел дворника налитыми кровью глазами, издал звук, похожий на тот, что бывает у кипящего чайника, и выдавил:
– Так точно, может, и обращался, ваше превосходительство…
Соколов посмотрел на сидевшего в углу Пузанова:
– Ты, Василий Данилыч, что сказал в тот раз городовому?
– Я доложил… Матвееву, что, дескать, две воровские фигуры… того… потащились… через железку, а баул с ними.
– А городовой что?
– Да ничего… Сапогом вмазал… того… по усесту, то бишь по сахарнице… а более ничего.
Неожиданно городовой повалился в ноги к Соколову, зарыдал:
– Воля ваша, виноват… Малость выпивши приключился… Служба собачья! Не погубите, ваше превосходительство, господин Соколов! Сон кого хошь сломит.
Соколов, уже хотевший отправить донесение о должностном преступлении городового, смягчился. Приказал:
– На ноги – встать! Кру-гом! – И он проделал ту же процедуру, что городовой на прошлой неделе с Пузановым. И назидательно заметил: – Впредь старайся, на посту бди! Пшел!
Счастливый городовой пробкой выскочил в дверь, мысленно благословляя графа Соколова. Только что и успел крикнуть:
– Бегу, грешник, в трактир, рюмку за ваше превосходительство перекувыркнуть! Душевный вы человек…
Радости и тревоги
Заварзин пожал руку Сильвестру:
– Молодец, важнейших свидетелей раскопал!
– Да уж, теперь многое в деле может проясниться, – зарделся тот. – Я по книгам выяснил, что Хорек был вкладчиком в банке Шапиро. Ясно, что он сделал наводку, Чукмандин совершил хищение. Деньги поделили. Чукмандин, как свидетельствуют знавшие его, был алчным. Он задушил Хорька, забрал все деньги себе. И сделал это с помощью Клавки. Потом завлек ее в сарай, совершил прелюбодеяние и убил – боялся, видать, болтливой свидетельницы. Мадам Карская показала, что Чукмандин частенько заходил в ее веселое заведение, но проводил время исключительно с Клавкой – сердечные чувства-с!
Соколов участия в беседе не принял. Он покрутил ручку телефона, произнес в трубку:
– Барышня, соедините меня с директором Сибирского торгового банка, номер 317-89! Шапиро, это ты? Меня хорошо слышишь? Запечатай в конверт одну тысячу рублей ассигнациями и срочно с курьером отправь на
