сила, крепость правительства – вот единственные оплоты против той бури, которая начинается на Западе и так тревожит Екатерину.
Она вздохнула. И вдруг ее мысли от этих тревожных предметов, денно и нощно занимавших ум ее, перешли к другому предмету, не менее тревожному, наполнявшему ее женское сердце, несмотря на годы, не успевшее еще состариться.
– А что граф?.. Что Александр Матвеич?.. – с волнением в голосе спросила она Марью Савишну.
– Ведь я просила тебя пораньше послать вниз узнать, как он провел ночь – вчера он мне совсем больным показался.
– И узнала, – ответила Перекусихина. – Лег часов в одиннадцать, не позже, и по сие время почивает. Да не тревожьтесь, матушка, какая там болезнь – человек молодой, здоровый… ну, прихворнул немножко, что за беда. А то и так, просто капризен он у нас стал… избаловали мы его больно.
– Ну что за баловство! – перебила Екатерина.
– Я стараюсь награждать по заслугам, а заслуги Александра Матвеича немалы, и уж особливо теперь, в отсутствие Светлейшего, я без его помощи ни в чем обойтись не могу.
– Так-то так, а все же не мешало бы построже, чтобы не капризничать.
Прическа Екатерины была готова. Она отпустила Марью Савишну, перешла в кабинет, выпила уже принесенную камердинером чашку крепкого кофе с несколькими маленькими гренками. Ее собачки выбежали за нею, нетерпеливо визжали, пока она не раздала им кусочки сахару и гренков, тогда собачки успокоились. Она присела к небольшому столу, на котором разложены были бумаги. Резче выступила суровая складка между бровями императрицы, губы ее сжались. Она углубилась в чтение бумаг и забыла все свои заботы, быстро проникая в сущность лежавших перед нею дел и уясняя себе все их подробности. Время от времени она отрывалась от работы, открывала табакерку с изображением Петра Великого и нюхала свой любимый «рульный» табак.
Так проработала она почти до девяти часов и, окончив чтение последней лежавшей на столе бумаги, взялась за колокольчик.
Дверь тихо отворилась, и показалась почтенная фигура старого камердинера Зотова.
– Что, Александр Васильевич, пришел уже? – спросила императрица.
– С четверть часа как дожидаются, ваше величество.
– Так попроси его.
– Пожалуйте, батюшка Александр Васильевич, – сказал Зотов, пропуская секретаря императрицы, Храповицкого, и запирая за ним дверь.
Храповицкий, человек средних лет, очень тучный, с красным и потным лицом, отвесил почтительный поклон императрице и проворно подошел к письменному столу. Екатерина кивнула ему головой, улыбнулась и указала на кресло.
– Садись, Александр Васильевич. Что это, батюшка, вы так раскраснелись, будто из бани?!
– Жарко, ваше величество, – с приятной улыбкой ответил Храповицкий.
Из этих слов, из подтруниваний над его тучностью, он заметил,
