выбросила?
– Это вряд ли. Она теперь с ним спать будет. Поверь, психология обиженной женщины мне известна лучше, чем тебе. – Домино вздохнула. – В крайнем случае спросишь, куда ствол выбросила, и постараешься найти.
– А отпечатки?
– А ты обойму, Вова, не трогай. Там Борины пальчики обязательно найдут. И спросят, почему вы, уважаемый господин Гольдман, о потере оружия вовремя не заявили? Как думаешь, поверят нашему Боре?
– А он нас не заподозрит? – продолжал осторожничать Гудвин.
– Я тебя умоляю, Вова! Ты в «невинном приключении» замаран больше его! Паровозом пойдешь!
– А если он сознается? – перетрусил Вова.
– Нет, – твердо произнесла Домино. – Боря предпочтет мокрую статью на себя взять, групповуха ему ни к чему.
Гудвин встал, подошел к темному окну и сквозь прозрачный тюль долго смотрел на освещенную полоску шоссе, на мчащиеся автомобили. Новый план Домино ему нравился. Но также Вова знал, как работают криминалисты, знал о тестах на пороховые частицы, о консервации запахов, о том, что по единственному волоску с места преступления можно установить преступника.
– Вова, убийства бомжей тщательно не расследуются, – словно подслушав его мысли, проговорила Домино. – Тем более когда нас спросят, – а нас спросят, – мы непрозрачно намекнем, что Боря отъявленный трус и вполне мог шмальнуть в бомжа, вывалившегося на него из кустов в темноте. Шмальнул с перепугу, ствол бросил – и бежать. Такое ведь бывает, а, Вова?
– Огнестрелы, Марта, всегда на особом учете, – продолжал упорствовать Гудвин.
– Вова, а ты сможешь пристрелить бомжа с дистанции в сто метров? Не приближаясь, не оставляя своих следов? Ствол потом в кусты неподалеку сбросишь…
Гудвин стрелял хорошо. Как каждый стопроцентный мужик, он любил оружие, хорошие машины и ненавязчивых женщин.
– Не в цвет, Домино, – не поворачиваясь, произнес Вова. – Мусора на Борю только посмотрят, сразу поймут – эта фря не выстрелит.
– Ты не прав, – спокойно возразила Домино. – Если бы Боря действительно был чист и возмущался искренне, ни один мент его бы не заподозрил. Но представь реакцию Бори, когда его среди ночи берут, вяжут и на вилы сажают. Он ни на один вопрос ответить не сможет. Тем более объяснить, где он пистолет оставил. Будет молчать как рыба, и адвокат не поможет.
На этих словах Гудовин развернулся к Марте и длинно, с лагерными оборотами выругался. Смысл тирады на русский язык можно перевести так: умная женщина Марта Игоревна придумала хороший план, в результате коего Гольдман Борис Аркадьевич почувствует себя очень плохо.
– То-то же, Вова, – улыбнулась Марта. – Милиционеры не любят, когда подозреваемые отказываются отвечать на элементарные вопросы и требуют адвоката.
– А если Боря со страху на коллективку расколется?
– Вова, Боря трус, а не дурак. Поймет, убийство бомжа на него вряд ли повесят, а вот от групповухи с настоящей потерпевшей ему уже не отвертеться.
Гудвин вернулся на диван,
