в центре сердца так же надежно, как прячет он сам. Не достучаться.
Но почему-то он решил попробовать.
– Ты любила его?
– Кого?
Удивленный взгляд, скользнувший от страниц книги к его лицу.
– Своего мужа.
– Издеваешься?
– Тогда зачем ты с ним жила?
– Из-за денег.
Легкий и спокойный ответ. Совершенно искренний. Кей вновь удивился себе – ему бы испытать презрение, но внутри отблеск одобрения – молодец, что не врет. Что не прячется, не тушуется, не приукрашивает себя. Они действительно похожи – он и она. Как люди, прошедшие свою собственную войну, и оттого ставшие предельно простыми.
– Ну, вот они – деньги. Ты их получила. Умирать зачем?
– Так надо.
Она вновь вернулась к чтению. Казалось, они буднично обсуждали погоду. Но Кей не сдавался – не давала покоя та самая пульсация в центре ее зрачков, которую он научился отличать. Пульсация сознания человека, едва держащегося на краю.
– Он обижал тебя?
Веста опустила книгу. На этот раз посмотрела с раздражением, как на назойливую муху, и Кей понял, что угодил в одно из болезненных мест.
– Обижал. Что с того? Какая теперь разница?
Вроде бы никакой, но прокатилась внутри него далекая и почти незаметная, как рокот землетрясения, волна злости. Он ненавидел слабых, аморальных мужиков.
– Деньги того стоили?
– Да, стоили, – она отвечала, как солдат, глядя ему в глаза. – И я вытерпела бы больше, если нужно. Это был осознанный выбор. И вообще, ты всех своих «клиентов» пытаешься понять?
– Да. Всех.
Кажется, на этот раз удивилась она. Не знала о том, что он тоже производит осознанный «отбор».
– Я прошла твой тест?
Глаза смешливые, в голосе легкость. Шутки, юмор, смех – он во все это не верил, не в случае с ней.
– Еще нет. Зачем тебе деньги, если ты хочешь умереть?
– Все тебе расскажи…
Кажется, он опять наткнулся на преграду, и так просто этот колючий забор не преодолеть. Сейчас она пошлет его к черту – он видел. Конечно, ей было бы проще, если бы выстрелил он. Почему? Кей этого не знал. Но Веста была согласна и на другие варианты, потому ни за кого не цеплялась.
– У тебя еще вопросы?
– Да. А как насчет смерти двадцать девятого?
Он дразнил. Тыкал пальцем в небо, надеялся случайно выудить важный фрагмент информации.
– Исключено.
– А тридцать первого?
– В сентябре тридцать дней.
– Тогда первого?
– Нет, – раздраженное фырканье ежа. – Не пойму, ты занят тридцатого?
– Свободен.
– Так в чем дело?
– Напои меня кофе.
На него посмотрели так, как посмотрел бы он сам в глаза той, которая уже трижды отказалась выпить с ним по чашечке.
