попасть исключительно через паспортный контроль, там – граница! А между Восточным Берлином и Западным Берлином никакой границы нет. И контроля – нет. Гуляй туда-сюда, сколько хочешь. Но почему-то гуляют в одном направлении. Говорят, что уже больше 50 тысяч немцев удрали из ГДР под крыло американцев и англичан с французами. Неужели у капиталистов лучше?
С одной стороны, немцы обязаны репарации заплатить, и мы, победители, оборудование с заводов забираем и вывозим, а с другой стороны, не одобряют репарации свои же товарищи – немецкие коммунисты, а капиталисты – наоборот, говорят: вывозите на здоровье!
Немцы войну проиграли, а мы – выиграли, и живут немцы не сахарно и не мармеладно, но разве сравнить их бедность с той нищетой, которая досталась на долю победителей?! И еда, и одежда, и всё другое в магазинах есть. Только деньги плати. Почему? Не по-советски, честное слово!
Да и с деньгами сплошная путаница: есть марка восточногерманская, есть – западногерманская…
Множество вопросов задавали самим себе Паша и Аня. Или друг другу шепотом в постели перед сном.
Но вопросы – вопросами, а жизнь потекла спокойно и размеренно: работали, зарплату получали, ходили по магазинам. Обживались, обзаводились хозяйством. Покупали кастрюли, чайники-кофейники, посуду, столовые приборы и много всякого разного, чего в Союзе и не видывали. Присматривались к сервизу «Мадонна». У Ани появились модные крепдешиновые и шерстяные платья, плиссированные юбки, жакеты, батистовые и шифоновые блузки; туфли, ботиночки, ботики, белье шелковое – она даже и не мечтала о таком. И еще шубка под котик. С муфтой. Павлу справили два костюма: шевиотовый и бостоновый, сорочек дюжину и еще – модное габардиновое пальто. Купили печатную машинку «Optima» (немецкие умельцы уже наладили выпуск машинок с кириллицей).
В магазинах, неожиданно для себя, Аня просила иногда показать ей вещи для новорожденных, рассматривала их и со вздохом откладывала в сторону. Она грустила от того, что ее единственный и любимый сыночек вырос в какой-то застиранной рванине. Теперь-то, конечно, они с Павлом с каждой оказией слали домой и игрушки, и одежду, чтобы ребенок ни в чем не нуждался. Даже собрались купить для него немецкое пианино, чтобы сынишка учился музыке. Но батистовых с кружевами пеленок, распашонок, чепчиков судьба ее мальчику не подарила. И Ане, глядя на эти милые вещицы, хотелось плакать.
Павел и Анна постепенно приобрели новые привычки, невозможные в московской коммуналке. Хорошо принять душ с утра и позавтракать чашкой кофе со свежей белой булочкой, намазав ее сливочным маслом или мармеладом. Перед работой – зайти в парикмахерскую. Они быстро привыкли не надевать два дня подряд одну и ту же одежду. Все чаще по вечерам хотелось посмотреть фильм в кино, заглянуть в кафе до сеанса, поужинать там. Павел и Анна быстро восстановили подзабытый ими немецкий язык, свободно общались и читали по-немецки.
И чего уж греха таить, им все больше и больше нравилось то, что их окружало: от прибранности немецких домов, улиц и городов до рисовых зернышек в солонках на
