полно зверей, что пополам его порвут. А у тамошних охотников отравленные ядом стрелы, и там убивают детей. Там есть звери больше этих деревьев, растут стебли трав, что обожают кровь, звери, какие п…
– Порвут его пополам. Тебе что нужно, чтоб он сделал?
Кава смысл с рук глину и принялся выводить узор на моих ногах.
– Он уйдет от меня, забудет эту женщину и ее проклятых детей. Это он придумал спасать их и сюда приводить, не я. Жить им или помереть – дело богов. Кто живет наверху?
– Я не…
– Она каждый день носит туда еду. Теперь тебя водит.
– Завидуешь.
– Тебе? Да моя кровь – это кровь вождей!
– Я тебе не вопрос задавал.
Он рассмеялся:
– Ты хочешь поиграть в ее темное искусство, и недовольные создания сделают, как ты пожелаешь. Но Леопард идет со мной. Мы возвращаемся в селение. Между нами: мы убили людей, повинных в смерти моей матери.
– Ты говорил, что родных твоих убил ветер. Ты говорил…
– Я знаю, что я говорил, я был там, когда говорил это. Леопард сказал, что как-нибудь он подстроит так, что вы вдвоем найдете пацана. Скажи ему, что ты решил не искать.
– И потом?
– Я все сделаю, чтоб он понял, – произнес Кава.
– В твоем обличье нет будущего.
– Что?
– Кто-то сказал мне на днях, – сказал я.
– Кто? Никто не проходил в этом месте. Ты так же сходишь с ума, как и эта сука. Видел я тебя на крыше той хижины, стоишь, воздух обнимаешь и играешь с ним, как с ребенком. Она заразила это место. Что тебе известно об этом пацане? Что он удрал, потому что он неблагодарный? Она называла его вором? Может, убийцей?
Он встал и смотрел на меня.
– Называла, значит? Место-то для твоих собственных мыслей оставила, или там у тебя одни ее? Ты скоро и сам заговоришь, как она. Пацан побег совершил, – заявил он.
– Ни в одной из известных мне тюрем нет всего двух стен.
– Чего ж он тогда сбежал?
– Он думает, что родители каждую ночь оплакивают его. Что он не минги.
– И кто говорит, что он врет? Сангома? Какое у нее есть доказательство? Ни один из здешних детей еще не вырос настолько, чтобы понимать как-то по-другому. Сангома прожила на деревьях десять лет, так где же дети, что повзрослели? Теперь ты и это животное отправляетесь охотиться за одним таким и вернете его. Что ты сделаешь, когда он скажет: нет, не пойду я обратно с вами?
– Теперь я тебя слышу. По-твоему, и Леопард для нее тоже дурак.
– Леопард совсем не дурак. Его-то я понимаю. Ему все равно. Она говорит: ступай на восток – и он идет на восток, покуда там есть рыба и бородавочники жирные. В душе же своей ему на все плевать…
– Не то что в твоей – яростью так и пышет.
– Вы двое трахались в лесу, – выпалил он.
Я глянул на него.
– Он сказал мне, что учил тебя из лука стрелять.
