style="font-size:15px;"> Вашек облизал блестящую ложку и нацелился ей Сёге по лбу.
– Ну-ка, без рукопашной, – предупредила мама. – По-моему, славная девочка… Если познакомились, то, наверно, знаешь как ее зовут?
– Ее зовут замечательно! Белка! То есть это сокращенное имя, а полное типа Элизабетта…
– Опять это дурацкое слово «типа»! Замусорили язык! Чтобы я больше не слышала! Вячеслав, ты меня понял?
– Типа того… Ой! Я случайно… Мама, а это что? Котлета? Можно, я лучше сразу компот?
– Вы сговорились, злодеи?
– А чего! Кому-то можно один компот, а кому-то…
– Вы меня уморите, – сказала мама, покидая кухню.
– Не-е! – в два голоса отозвались Вашек и Сёга.
– Вымойте посуду. И не вздумайте ходить на головах. Я буду отдыхать, у меня завтра дежурство…
Вашек и Сёга не стали ходить на головах (они, кстати, делали это не часто). У себя в комнате Сёга расставил на полу шеренги лошадок и что-то бормотал (или напевал даже) над ними. Он знал, что сегодня мама его из дома не выпустит. Вашек сел у подоконника и рассеянно тискал пальцами мягкий пластик. Мастерить коньков-заместителей пока было не надо, а что вылепить еще, Вашек не знал. То есть он знал, но… Вашек покосился на Сёгу. Тот сразу перехватил его взгляд.
– Вашек, а Белке нравится ее имя? – Непонятно, в каком это он тоне: опять как «тили-тесто» или всерьез.
– Да, – увесисто ответил Вашек. – Нравится. Соответствует характеру. "Элизобетонному".
– И нисколечко не соответствует. Она симпатичная.
– Если всякие болтливые личности будут ехидничать, Белка этим болтливым ехидным личностям не даст лошадку, которую обещала…
– Ой… Я не ехидничаю, я по правде, честно-честно! А какая лошадка?
– Она сказала, что старинная и большая… Сёга иди сюда… – Вашек сел на нижнюю койку.
Сёга, ощутив смену тона, быстро приткнулся рядом. Вопросительно задышал, щекотнул плечо Вашека невесомыми волосами.
– Слушай, а чего ты так сегодня, а? – полушепотом спросил Вашек. Он старался говорить не очень ласково. – Шли, шли, и вдруг брык… Раньше такое было, если ты про что-то плохое слышал. А сегодня-то что?
– Я не знаю… – тихо выдохнул Сёга.
– Может, ты что-то почуял?
– Нет… не знаю… Я боюсь: вдруг что-то случится…
– Ничего не случится! – Вашек постарался придать словам бетонную ("элизобетонную"!) твердость.
…Но плохое случилось. Только узнали это вечером, когда пришел отец.
Отец был высокий (длинный даже), худой, с жесткими светлыми усами, с отросшими небрежными волосами – он всегда забывал вовремя постричься. Руки его с тяжелыми кистями и крепкими пальцами далеко торчали из обшлагов. Мама говорила: «Руки не хирурга, а кузнеца». А еще она говорила, что папа похож на молодого Горького и порой добавляла: «Впрочем, уже не очень молодого…» Папа спрашивал,
