без всякого обсуждения, «постановил предоставить всем священнослужителям, которые были лишены священного сана за их политические убеждения, войти в Св. Синод с ходатайством о пересмотре дел и о восстановлении их в священном сане». Тогда же был поднят вопрос «о введении выборного начала при замещении должностей в духовных консисториях и в других епархиальных учреждениях»[40]. Однако самым важным документом, принятым новым составом Св. Синода, было специальное послание «возлюбленным о Христе братиям архипастырям, пастырям и всем верным чадам Святой Церкви», в котором заявлялось о необходимости скорейшего созыва Всероссийского Поместного Собора. Помимо этого, послание говорило и о том, что в церковном управлении должно получить широкое повсеместное распространение выборное начало, что необходимы изменения в духовной школе и церковном суде. «При изменившемся государственном строе, – заявлялось синодалами, – Русская Православная Церковь не может уже оставаться при тех порядках, которые отжили свое время»[41].
Впрочем, для большинства иерархов новые порядки означали скорее не зарю новой жизни, а возможное насильственное покидание своих архиерейских кафедр. «В те дни по всей России пробежала волна «низвержений епископов», – писал митрополит Евлогий (Георгиевский), – Синод был завален петициями с мест с требованиями выборного епископата». «Мы все теперь жили в панике», – отмечал он далее, вспоминая Февральскую революцию[42]. Однако, несмотря на «панику» «старорежимных» архиереев, события развивались стремительно: был образован Предсоборный Совет, занимавшийся непосредственной подготовкой Собора, а в июне (в Москве) был проведен Всероссийский съезд духовенства и мирян. Летом 1917 г. Предсоборным Советом был выработал и проект основных положений, характеризовавших церковно-государственные отношения в новых пост-монархических условиях. Примечательно, что Предсоборный Совет, заявляя о внутренней автономии некогда главной конфессии Империи, не забыл подчеркнуть ее государственное первенство, особо отметив, что глава страны и министр исповеданий должны быть православными, церковные субсидии – не отменяться, постановления Православной Церкви – признаваться государством нормами права, имеющими обязательное значение для всех лиц, принадлежащих к РПЦ.
«Это, конечно, не система “отделения” Церкви от государства, – писал А. В. Карташев уже в эмиграции, – а лишь система “отдаления” двух сторон друг от друга на такое расстояние, которое давало бы и Церкви свободу и государству позволяло бы[ть] светским, а не односторонне конфессиональным»[43]. Идея Карташева понятна: он стремился сохранить «морально-культурное сотрудничество» Церкви и государства, наивно полагая, что подобная идея вполне осуществима на практике при укреплении (не без помощи светской власти) соборной Церкви и правового (sic!) государства.
Помогая Православной Церкви стать
Цит. по: Любимов Н., протопресвитер. Дневник о заседаниях вновь сформированного Синода (12 апреля-12 июня 1917 г.)// Российская Церковь в годы революции (1917–1918 гг.). М., 1995. С. 27.
Там же. С. 33, 34.
Евлогий (Георгиевский), митр. Указ. соч. С. 264, 266.
Карташев А.В. Указ. соч. С. 21.
