видел ее несколько раз в ресторане. Его поражал непотребный стиль ее поведения, проявлявшийся в каждом движении, жесте, даже в коротких шортиках, спущенных на бедра так низко, что открывалась половина наголо выбритого лона, и лишь край пояса прикрывал угадываемую складку срамных губ.
Она смотрела снизу вверх – томно и влажно, приоткрыв накрашенные губы.
– Ты штаны свои не потеряешь? – не удержался Верников. – А то турки тебя арестуют.
– Не бойтесь, дяденька, – мелодичным голоском потаскушки ответила девица и взялась за блестящую пуговицу, которая и так была готова отлететь. – Даже если и потеряю – мама все равно не узнает…
Девчонка опустила глаза. Но не от смущения, просто уставилась в определенную точку. Не обладая комплексами и привыкнув вести себя, как ему удобно, Верников шел на пляж в одних плавках. Довольно модных, купленных Аленой в прошлом году и скроенных так, что мужское достоинство выпирало королевским размером.
Такая откусит, проглотит и денег не возьмет – молодежь, мать ее… – думал Верников, выходя из лифта вперед маленькой развратницы.
И усмехнулся сам себе.
В этом обнаженном раю чем, как не позывом к совокуплению, заняты головы всех способных к природному акту?
А ругать молодежь было принято еще в Древней Греции; как образованный человек он это знал. Но, вероятно, ни в одном социуме не существовало такой пропасти между поколением родителей, воспитанным в стране без секса, и их детьми, начавшими жизнь по свободным биологическим законам.
Вопрос состоял лишь в том: кто окажется счастливее в зрелом возрасте?
Он, Верников, познавший первую женщину в двадцать четыре года?
Или эта маленькая ходячая промежность, которая уже наверняка поменяла десяток мокрогубых сверстников, но еще только начала свой разбег…
Погруженный в ненужные на отдыхе философские мысли, Верников шел мимо стеклянной стены отельных лавок.
Какой-то турок, прикоснувшись к руке, вкрадчиво обратился по-русски. Не потому что принял его за русского – на русского Верников походил меньше всего – просто турки на любого постояльца набрасывались в надежде, что тот окажется россиянином. Ведь только с последнего имелась возможность легко стрясти деньги за какую-нибудь дрянь.
– Spaeter! – не взглянув, бросил Верников универсальное немецкое слово.
И турок отстал. За границей он намеренно выдавал себя за немца, обладая достаточным языковым минимумом: к соотечественникам Гитлера турки не приставали вообще.
Миновав торговую зону, Верников вышел из отеля, и плотный жар турецкого утра охватил его со всех сторон.
3
Территория пятизвездного отеля напоминала не Турцию, а какой-нибудь Египет. Причем не курортный оазис, а шоссе Халаиб – Суэц, тянущееся сквозь Аравийскую пустыню. Даже с сухощавого Верникова на пути до пляжа сошло семь потов.
Белые пластмассовые лежаки вытянулись под голубыми тентами. Расторопный Коля успел занять места в ближнем к морю ряду. И сейчас на брошенных
