с вечной неопределенностью перемещений Гитлера и частым изменением его планов. Кроме того, ни один человек не допускался к Гитлеру с оружием. Заговорщики неоднократно пытались заручиться поддержкой приближенных Гитлера, но всякий раз обнаруживали, что их доводы оказываются менее весомыми, чем человеческий страх, практическая целесообразность, слабость характера, инертность, но прежде всего впитанный с молоком матери запрет нарушить присягу на верность фюреру, которую в армии приносили все. Было легко увидеть, как клятва верности перетягивала на чаше весов куда более весомые моральные принципы, которые требовали немедленного устранения Гитлера во имя Бога, человечества и поруганной чести Германии.
В то же самое время люди, подобные Трескову, понимали, что индивидуальный террор, несогласованное покушение на жизнь Гитлера может оказаться более опасным, чем отсутствие покушения вообще. Тресков работал не в изоляции. Он поддерживал постоянную связь с Беком, Остером и другими членами движения Сопротивления в Берлине. С Герделером он впервые встретился осенью 1942 года в Смоленске. Снабженный фальшивыми документами, обеспеченными Остером, Герделер по приглашению Трескова предпринял опаснейший восьмидневный вояж в Россию, имевший целью добавить свое достаточно весомое слово к давлению, оказываемому на Клюге. По свидетельству Шлабрендорфа, Тресков был глубоко впечатлен Герделером, который приложил все силы к тому, чтобы убедить Клюге арестовать Гитлера при его следующем визите в Смоленск.
Герделер, так и не утративший оптимизма, вернувшись в Берлин, искренне верил, что сумел привлечь Клюге на сторону заговорщиков. Тем не менее фельдмаршал предпочел подобострастие перед Гитлером и в свой шестидесятый день рождения с благодарностью принял от него чек на четверть миллиона марок – унизительное и не облагаемое налогами свидетельство его хорошего поведения. Как утверждает Шлабрендорф, Тресков боролся за душу Клюге. «Он снова и снова думал, что убедил Клюге в необходимости активных действий, только для того, чтобы на следующий день убедиться, что старый фельдмаршал снова колеблется. Со временем Клюге поддался его влиянию. Но только его влиянию». Когда Тресков узнал о подарке ко дню рождения, он сумел воспользоваться этим для укрепления своего влияния на Клюге. Он утверждал, что мир только тогда поймет, почему фельдмаршал принял подарок, если будет уверен, что это было сделано, чтобы избежать увольнения, чтобы Клюге мог сохранить положение, в котором со временем сможет сбросить своего непрошеного благодетеля. Клюге был искренне признателен за столь удобное объяснение, а Тресков использовал его как моральный шантаж.
Однако когда дело дошло до точки, откуда уже не будет возврата, подавляющее большинство генералов и фельдмаршалов отказались действовать, вспомнили о присяге и с одинаковым стыдом продолжали принимать и награды, и оскорбления. При этом чем выше ранг, чем более сильной была склонность к компромиссу,
