моряков правого борта. Когда бутылки закончились, он заорал:
– Принесите еще, я их всех замочу!
Но желающих получить бутылкой по черепу не нашлось. Поле битвы было усеяно осколками тарелок, пивных бутылок, остатками пищи и выбитыми зубами, не говоря уж о раненых. Хуже всех выглядел Мекель – его лицо напоминало сырой гамбургер, в остальном же все было в порядке.
Глаза его остались целыми, и он даже мог говорить. Лёбберман, наоборот, потерял передние зубы. Это была заслуга Штолленберга. Один зуб вонзился в его руку и торчал там. Штолленберг извлек его с помощью маникюрных щипчиков, которые ему дал Хейне, и протянул его Лёбберману. Остербур лишился возможности пользоваться своими вставными зубами, поскольку его нижняя челюсть оказалась свернутой на сторону.
– Может, твои зубы подойдут Медузе, – сказал Хейне.
– Нет уж, лучше жить вообще без зубов, чем с его зубами, – проворчал Лёбберман, – слишком много шлюх их облизывало.
После того как они выпали у него в самый неподходящий момент, Остербур стал отдавать их на хранение своему напарнику. Кроме того, у него на голове был небольшой порез, нанесенный бутылкой Фёгеле. Зато Бюлову было очень плохо. Его уложили в койку и стали делать холодные компрессы. Моча Бюлова была красной от крови. Штолленберг почти не пострадал, если не считать уха, которое стало похоже на цветную капусту, распухшего века и пореза на правом кулаке. Шмуцлер потерял чувство равновесия, которое вернулось к нему лишь некоторое время спустя.
Вскоре в матросский кубрик пришел старший квартирмейстер. Питт, унтер-офицер судовой полиции, сделал доклад по всей форме. Старший квартирмейстер объяснил свое появление тем, что один из кочегаров сообщил ему, что матросы убивают друг друга.
– Это гнусная ложь, – заявил Питт. – Вы же сами прекрасно видите, что все мы живы.
– Да уж, зрелище не из приятных, – констатировал квартирмейстер.
– Ничего страшного не произошло, – возразил Питт, – мы просто утрясали кое-какие разногласия. Я требую, чтобы вы назвали мне имя этого кочегара.
Чтобы придать веса своим словам, он вытянулся по стойке «смирно». Так он и стоял, требуя информации от старшего по званию, вдохновляясь мыслью о том, что защищает своих товарищей, и свято веря в то, что кочегар совершил по отношению к ним величайшую несправедливость.
– Я не знаю его имени, – ответил старший квартирмейстер.
– А как он выглядел?
Старший квартирмейстер посмотрел на Питта, затем перевел взгляд на матросов, покачал головой, повернулся и стал подниматься по трапу на палубу. На полпути он остановился, снова покачал головой и со смешком произнес:
– Разбирайтесь сами.
– Что он хотел этим сказать? – спросил Питт, когда старший квартирмейстер ушел.
Тайхман, Мекель и Остербур отправились
