делить поровну; в-третьих, бездельники громче всех и орут на собраниях; в-четвертых, добросовестным, или наиболее смышленым, или ловким и находчивым всегда неудобно объяснять нерадивому соседу, что заработали они разные деньги. Да и орать они так громко не умеют. Вот и вся демократия. Консенсус недостижим.
По объявлению выборов начальника экспедиции Лукашевич понял, что настал его час. Он рабочий, хлебало громкое, дура-жена на правильной должности по кадрам – словом, все предпосылки. С большой производительностью стали они штамповать от имени передового рабочего докладные, жалобы и прочие записки, вскрывающие преступные действия начальника в области техники безопасности, ущемления в зарплате, увольнения пьяниц, которых на самом деле надлежало воспитывать, и так далее и тому подобное. Такие сигналы очень любили в райкоме партии, работяги к подобным фактам относились достаточно безразлично. Ну разве что про зарплату потолковать. Избранное из этого творчества Лукашевич готовился огласить на разоблачительном выборном собрании.
Как и ожидалось, образовалась оппозиция. Для части рабочих должность начальника экспедиции – это прежде всего возможность распределять блага. Советские привилегии не были разнообразными: путевки в Болгарию, ковры, хрусталь и, страшно сказать, талон на покупку «жигулей». На худой конец цветного телевизора. О том, как за пятьсот километров по тундре вовремя доставить солярку, разве можно думать, когда тут такие богатства?
Оппозиция поступила толково: претендентом они выбрали не какого-нибудь горлопана, а одного нормального парня, кстати хорошего специалиста. Уговорили, видимо, по пьянке, поскольку парень очень неуютно себя на собрании чувствовал. Я к тому времени больше двадцати лет проработал на Крайнем Севере, на тракторе умел ездить лучше трактористов, на сейсмостанции работать не хуже операторов (самолетом Ан-2 управлял, правда, хуже аса Витьки Репина). Парень постоял, попытался что-то продекларировать, потом рухнул на стул со стоном типа «пошли вы все…» и под дружный хохот публики. Лукашевич, как опытный полемист и оратор, до поры находился в тени и с противной усмешкой следил за этой детской конкуренцией. Его из полевиков мало кто знал, он же на базе работал.
Но, когда он попросил слова, не спеша поднялся на трибуну, расшнуровал довольно объемистую папку, народ в ожидании притих. Он важно стал зачитывать текст, составленный бедной женой, потом приводить примеры моих безобразий. Минут через пять народ заскучал. Конечно, разоблачение начальника грело душу, но фактура была неубедительной. Народ заерзал, заскрипел стульями, несколько озлобился за свои неоправданные ожидания и захотел курить. Был объявлен перерыв.
Развязка
В перерыве подошел Толя.
– Ну что, начальник? Не по понятиям оратор излагает. Кто он такой? Что-то не встречал его раньше…
– На базе работает, приехал прошлым летом.
– Может,
