что-либо такое: давно собирался с вами поговорить, но все недосуг. Теперь пришло время. Сейчас лично – понимаете, лично?! – ухожу на задание и, если вернусь, надеюсь… А если не вернусь, не поминайте лихом! Вот в таком плане… Подчеркиваю, все на полном серьезе…
– Иван Харитонович, – побагровел командующий, – ты что это расшутился не вовремя?
– Вовремя, Николай Петрович, вовремя. Так вот, майор Лебедев, это – приказ. Понятно?
– Так точно!
– Действуйте, и – немедленно! Помните, это очень важно. Вам, Каширин, организовать подслушивание.
Майор Лебедев и подполковник Каширин ушли, а член Военного совета сказал командующему:
– Противник тоже думает, Николай Петрович. Поеду-ка я проверю, как будут выдвигаться танкисты, а вы тут пораскиньте. Наклевывается вариант.
Несколько секунд командующий смотрел вслед члену Военного совета, потом улыбнулся и спросил у начальника «Смерша»:
– Договорились насчет этой самой Дуси?
– В принципе.
Командующий походил по горнице, остановился возле начштаба, долго смотрел на карту, что-то прикидывал и наконец сказал:
– А что? Вариант и в самом деле наклевывается. Нужно подумать, только быстро.
Начальник штаба, моложавый сдержанный полковник, поднялся и, переглянувшись с начальником разведотдела полковником Петровым, осторожно сообщил:
– Такой вариант мы подготовили. Однако все зависит от резервов. Сами не справимся.
Командующий помрачнел, вопросительно посмотрел на авиационного генерала. Тот улыбнулся – легко и весело.
– Сейчас наши разведчики проутюжат нужные квадраты, проявим пленку и… И если необходимо, подниму всю наличность. Хорошо бы скоординировать действия с артиллерией.
– Особенно с РГК. Он безмолвствует, а при маневре траекториями мог бы перекрыть большие площади…
Когда вот так, не называя варианта, не уточняя его деталей, о нем думают несколько старших офицеров и генералов, когда сама идея варианта, как говорится, витает в воздухе, не задуматься нельзя. И командующий задумался.
Конечно, окончательное решение, как всегда, останется за ним. Только он отдаст последний приказ, правда, если его одобрит член Военного совета. И все-таки главный – командующий. Он знал об этом и думал. Думал мучительно и стремительно, взвешивая и прикидывая все, что знал только он и чего не знали и не могли знать, не могли угадывать все, кто собрался в этот час в его горнице.
Все ждали решения, уже понимая, что член Военного совета не случайно уехал в войска – не хотел сковывать инициативы офицеров, своим присутствием влиять на ход мыслей и решение командарма.
Все это, не писанное, не закрепленное в уставах и директивах, все-таки было той частью сути армейской жизни, не считаться с которой не мог даже командарм. И он ходил по горнице и думал о том,
