старательностью. Питание было для нее еще одной задачей, которую следовало исполнять методически и до конца. Расправляясь с едой, она говорила, увлеченно и живо. Предметом разговора могло быть все что угодно. Покупать и готовить еду – это была ее работа, а еще одна состояла в том, чтобы наблюдать за происходящим на свете и осведомлять о нем членов своей семьи.
– Зашла сегодня в “Уидерманс”, – рассказывала она, – хотела купить кое-что и, представляете? У них там целая полка транзисторных приемников, а под ней плакатик: “Специальное предложение, три девяносто девять”. Я глазам своим не поверила. Решила, что они неисправные, ну и спрашиваю у Джевел, у которой сын в Перл-Харборе погиб. Говорю ей: “Джевел, что не так с этими приемниками?” А она отвечает: “Мэри, я понимаю, о чем вы подумали, но только с ними все в полном порядке. Просто они японские”. Похоже, японцы работают почти задаром, так что их приемники стоят немногим больше деталей, из которых они состоят, да денег, потраченных на доставку. Вы способны такое понять? Эти люди убили единственного сына Джевел, а теперь она продает их приемники по цене, которой ни одна американская компания позволить себе не может. И Джевел, похоже, об этом даже не задумывается, для нее это просто дешевые приемники, и все, ну я и сказала ей, что скорее уж американский куплю, пусть он стоит хоть в четыре раза дороже. И знаете что? Она посмотрела на меня так, точно я с ума спятила. Несчастная женщина, погубившая ноги за двадцать лет работы в “Уидермансе”, ее единственного сына убили японцы, а она не видит ничего плохого в том, что люди покупают эти приемники. Я даже задумалась, может, она вообще уже ничего не соображает. Мне кажется, что человек может сойти с ума и продолжать преспокойно исполнять свою работу, не каждый же сумасшедший заканчивает смирительной рубашкой. Вот пару дней назад, захожу я утром на рынок…
Билли, слушая мать, только диву давался. Вдохновение не покидало ее никогда. Темы ее речей плавно перетекали одна в другую. Семья Билли жила под звуки непрерывавшихся словоизлияний мамы, точно так же, как могла бы жить с переносным радиоприемником, передающим с раннего утра до послеполуночных часов новости, музыку и пьесы на любой вкус, и высокий, и низкий. Широта неисчерпаемых интересов матери поражала воображение. Ее волновало и вымирание целых народов, и тоненькая икота воробья, издыхающего на наружной каменной полочке венецианского окна.
Отец Билли опустил на тарелку нож и поинтересовался:
– А чем так уж плох дешевый приемник?
Вопрос застал мать, уже перешедшую к другой теме, врасплох.
– Что? – спросила она.
– Дешевый приемник. Стоящий три девяносто девять. Чем он не хорош? И какая разница, кто его производит?
– Кон. Японцы…
– Про японцев я знаю. Думаешь, мне неизвестно, кто такие японцы? – И он указал на мать вилкой. – Война же закончилась, так? Давно уже. Теперь можно сесть в самолет и слетать
