он только-только из моря. Странно, что мы его не заметили. На песке валяется доска.
Пашка уже год занимается серфингом. До него в нашем поселке о подобном и не слыхали – а тут на тебе. Я бы тоже попробовал, но предки ни за что мне не позволят.
– Как жизнь? – Пашка цокает, да так громко, что язык вот-вот отвалится.
Тора хватает мой локоть. Паникует – сегодня мы беззащитны.
– Сыграем в прятки? Поностальгируем, а? Только мне надоело… Надоело искать вас.
Он расправляет плечи – солдат недоделанный. Ухмыляется – мы на его территории.
– Прячемся по правилам: от нашей улицы до вашего любимого холма.
– А если мы не согласны? – сглатываю я.
– Вчера, когда вы ворковали в гостях у Ворона, – так вы его называете, да? – я все записал. Все-все записал на диктофон. И как вы общаетесь со стеной, чтобы воображаемый друг не плакал. Какое горе, у него отвалилась оконная рама! Я включу эту запись вашим родителям. Интересно, как они отреагируют?
Тора сжимает кулаки и, не сводя с Пашки взгляда, цедит:
– Откажись, Захар.
Но я не могу. Ее предки не шарахаются от нашего «не так». Мои – борются до сих пор и в особо тяжелых случаях пихают мне в глотку пилюли.
– Нет, давай сыграем. Почему бы и нет?
Мы же нормальные.
– Ладно, – неожиданно быстро уступает Тора. – Кто считает?
На лице Пашки змеится усмешка. Его светлые волосы торчат, как бы он их ни прилизывал. Под губой – ссадина – очередной подарок от Ворона.
– Ты. – Он толкает меня в грудь. – А мы с твоей подругой спрячемся. Спорим, не найдешь?
Я кошусь на Тору, и она отдает мне орехи.
– Потом доедим.
– Может, будешь считать? – предлагаю я.
– Да не боись, не обижу я ее. Это ведь просто прятки. – Пашка подходит ко мне вплотную. – Считай до ста.
Я отворачиваюсь к морю. Сегодня шторм. Из-за ветра я не слышу шагов, но всем телом чувствую, что мой враг уводит Хлопушку подальше от меня.
Раз.
Два.
Три.
Море интроверт. Оно не любит людей, а мы его имеем с утра до вечера. Миллионы подстилок облепливают пляжи, миллионы тел купаются в пене, миллионы трупов покоятся на дне.
Шестнадцать.
Семнадцать.
Восемнадцать.
Я бы не хотел быть морем. А впрочем, разницы – никакой.
Тридцать.
Сорок.
Пятьдесят.
Если вылить в море канистру молока, оно не перекрасится в белый. Если добавить пятьдесят литров крови, оно не покраснеет. У моря нет отпечатков пальцев. Оно умеет прятать трупы – его не арестуют.
Шестьдесят.
Семьдесят.
Восемьдесят.
Ты заболело, море. С тобой что-то не так. Запишись
