страдали, верили и отчаивались. И вот теперь уходят они куда-то, отрываясь от тела армии, куда-то на новую жизнь, на сербскую службу… Уже много офицеров сняли офицерские погоны и пошли в серых солдатских рядах…
Уходя я встретился с Резниченко.
– Грустно мне, – сказал он. – Точно на похоронах…
– Да, грустно, – отвечал я. – Будем верить. Знаю только, что из Галлиполи будем уезжать с болью…
– Вы правы, – сказал Резниченко. – Там, в Сербии, может быть, животу будет лучше, a духу – хуже…
(Дальнейшая отправка прекратилась. Опять томительное ожидание. Нас посетили Карташев, Хрипунов и Кузьмин-Караваев. Подымается вопрос о командировке студентов в Прагу. Академическая группа устраивает поверочный коллоквиум. Части разъезжаются. Получаю неожиданное приказание выехать в Константинополь. День приезда совпадает с гибелью «Лукулла». Главнокомандующий принимает меня в здании русского посольства в штатском костюме. Обстановка комнаты – случайно подобранная мебель и походные кровати. Мой доклад о нашем предположении организовать Общество Галлиполлийцев. Встреча с общественными деятелями.)
6 ноября. Галлиполи. Кафе Мустафы Эффенди. Только здесь, в этом кутеповском аду, можно хорошо жить и свободно дышать.
В Константинополе интернациональная толпа. Военные всех государств и наций.
Нет только русских.
Они – или стоят на панелях, продавая газеты, или как мы, галлиполийцы, с болезненным чувством офицерского достоинства думают:
– Распорядится завтра какой-нибудь Верховный Комиссар снять погоны и от Русской армии не останется внешних следов…
Как хорошо было, когда я вступил снова на эту землю. Здесь не было чуждой власти. Здесь никто не посмеет прикоснуться к русскому офицеру.
Здесь русская власть Кутепова.
20 ноября. Лагерь. Сейчас заходил командир батареи.
– Ну, как, зябнете? – спросил он.
– Ничего, Виктор Модестович, пора привыкнуть.
Поговорили о том, что сегодня не дали консервов. Стало совсем голодно. Ветер рвал палатку. Осенняя ночь нависла над лагерем. Холод забирался куда-то вглубь и заставлял дрожать и завертываться в шинель.
24 ноября. Сразу три парохода в Болгарию: «Кюрасунд», «Ак-Дениз» и «Решид-Паша». На первом должен прибыть Главнокомандующий.
Слух этот мгновенно облетел город. И все отошло на задний план: мучительное ожидание посадки, голод, холод, безнадежность. Самое главное – его приезд.
Главком уже садился на пароход. В последний момент пришло распоряжение Шарпи: не разрешать ехать генералу Шатилову. Главком, взволнованный, приказал сгружать вещи обратно. «Кюрасунд» пришел пустой.
27 ноября. Последние дни галлиполийской жизни.
Моя судьба определилась. Я прикомандирован к штабу корпуса. Кутепов приказал мне ехать с ним.
Вчера
