лишь сигаретой, огонёк которой аккуратно прятал в рукав куртки, пьяным не выглядел. Поджарый, по-кошачьи лёгкий, он скорее прыгал, а не ходил, глаза поспевали следить и за пленником, и за улицей.
В первой схватке Данила проиграл вчистую. Да и можно ли назвать боем то, что произошло? Противник подловил его, как слепого котёнка. Данила скрипнул зубами – Аркадию рассказать, на смех подымет. Но западня сработала, и он оказался в капкане. Практически, двигаться он не мог, а без ног ничего не сделать. Но оставались свободными руки, сознание постепенно возвращалось вместе с надеждой предпринять новую попытку. Следует использовать все средства. И прежде всего заговорить самому. Попытаться установить какой-то контакт. Пожалуй, то, что он не местный, на пользу. Тех Топор ненавидит, не скрывая. Заговорить? Это выигрыш времени и верный путь к спасению. Но о чём? Убеждать затравленного уголовника в истинах, которые тот давно похоронил, существуя по совершенно другим правилам? Взывать к разуму? Пустое занятие. Уж очень злобно бандит настроен. Однако молчать и бездействовать нельзя. Данила дёрнулся головой и вскрикнул от новой боли.
– Лытками не очень, – упёрся стволом ему в ногу уголовник. – Мне терять нечего. Мне не жить и тебя возьму. Вдвоём веселей. Не боись. Говорят, страшно только сначала.
Он сплюнул окурок, раздавил сапогом, завертел зажигалку, любуясь:
– Небось из-за бугра? Нашим не придумать. И на зоне такую не сработать. Слушай, молчун, кодла там большая собралась?
– Начальник милиции… – буркнул Данила.
– Карим?
– И прокурор района подъехал.
– Бобёр! Он за какие коврижки?
– С Бобровым я и приехал.
– Как же Бобёр сунул тебя ко мне? Мели, Емеля.
– Бобров не знает, что я здесь, – сплёвывая кровь, с трудом выговорил Данила. – Я вообще в районе первый день. Только назначили.
– Заливаешь.
– Чего мне заливать?
– Чтобы Бобёр и ничего не знал! – обескуражился детина. – Ты мне колокола не лей. Не люблю. Когда-то по наивности я ему исповедался, только всё зря. И Карим, значит, прикатил?..
– Милиции много. Изба оцеплена. Народ шумит.
– Этот хорошо, что народ. На народе смерть красна. Что говорят?
– Знают тебя.
– А как же! – уголовник обрадовался, это было единственное, что его взволновало. – Меня бы им забыть! Что трезвонят?
– Разное. Бабы плачут.
– Душу не рви.
– Что видел, то и говорю, – нащупал слабину Данила. – Ребятни много.
– Не рви душу! – заорал тот истерично. – Спёклась она на зоне.
Уголовник судорожно закурил новую сигарету, этого у него было в избытке: сигарет, водки, мата.
– Я на первой ходке у Бобра размяк, – он ударил прикладом ружья в пол, будто заметил
