одетыми в одинаковые рубашки сотрудниками подразделения всемирных акционерных фондов.
– Бумаги от Бенгта Бергмана я положил тебе на стол, Кэтрин, – объявляет Гай. – Мои соболезнования. Опять не рассчитала время?
Обратите внимание на слово “опять” – каплю яда на острие кинжала. Гаденыш. Что такое был Гай Чейз три года назад, когда мы финансировали его учебу в Европейской школе бизнеса? Остолопом из Баллиола[6], грязнулей в костюме-тройке и кепке. Вернулся он в дымчатом костюме от Армани и с таким выражением лица, словно получил степень магистра по специальности “Слепое самолюбие”. Полагаю, что не погрешу против истины, назвав Гая Чейза единственным сотрудником “Эдвин Морган Форстер”, которому мое материнство доставляет радость. Ветрянка, летние каникулы, детские рождественские спектакли – далеко не полный перечень шансов для Гая блеснуть в мое отсутствие. Мелкими пакостями он, как вы уже поняли, тоже не брезгует. В данный момент Робин Купер-Кларк смотрит на меня выжидающе. Соображай, Кейт, соображай.
Оправдать опоздание в Сити не такая уж проблема. Главное в этом деле – выдать достойную причину из серии тех, что моя подруга Дебра называет “мужскими предлогами”. Высшее руководство кривится от описаний ночной рвоты у годовалого младенца или самоволок няньки (услуги няньки оплачивают обычно оба родителя, но ответственность за ее расхлябанность загадочным образом перекладывается на материнские плечи), зато с превеликим удовольствием проглатывают любую ахинею на тему двигателя внутреннего сгорания. “Мотор заглох / в машину врезались”. “Видели бы вы, что творилось (вставить красочное изображение аварии) на перекрестке (вставить названия улиц)”. Пройдет на ура, уверяю вас. В последнее время к перечню мужских предлогов добавилась забарахлившая сигнализация, поскольку, несмотря на откровенно дамские симптомы, как то капризная непредсказуемость и визгливость, сигнализация тем не менее относится к мужским игрушкам и в случае поломки может потребовать срочной отлучки на станцию техобслуживания.
– Видел бы ты, что творилось на развязке в Далстоне, – с чувством сообщаю я, натягивая на лицо маску стоического возмущения прелестями мегаполиса и разбрасывая руки, чтобы помочь Робину представить масштабы автомобильного побоища. – Какой-то придурок на белом фургоне такое выкинул! Светофоры будто взбесились. Уму непостижимо. Застряла минут на… минут на двадцать, не меньше.
Робин понимающе кивает:
– По Лондону рулить – хуже некуда. Лучше уж на поезде добираться.
В наступившей секундной паузе я пытаюсь сформулировать вопрос о здоровье Джилл Купер-Кларк – летом у нее обнаружили рак груди. Робин, однако, принадлежит к англичанам, с колыбели оснащенным системой заблаговременного оповещения, с помощью которой они легко предугадывают и блокируют любые вопросы личного характера. Имя Джилл не успевает слететь с моих губ, как Робин говорит:
– Попрошу
Баллиол-колледж – один из старейших колледжей Оксфордского университета.
