те висели на кончике его указательного пальца.
Другой рукой Проктор массировал челюсть.
– Двойной замок, на всякий случай, – пояснил он.
Входная дверь была в конце коридора. Проктор поймал ее в западню. Никаких других комнат, через которые она могла бы убежать, не было, ни на какие сюрпризы надеяться не приходилось. Реакция Стефани была автоматической, этакий побочный продукт ее жизненного опыта. Она отступила в угол и опустилась на пол. И начала мысленно погружаться в пустоту, отключая окружающий мир, замыкаясь в себе. Когда же Проктор шагнул к ней, она обхватила голову руками и сжалась в крошечный комок человеческой плоти.
– Что ты делаешь?
Она сжалась, ожидая первый удар.
– Я не собираюсь бить тебя, Стефани. Я не хочу делать тебе больно.
Эти самые слова не раз предшествовали жестокому избиению. Например, Дин Уэст, прежде чем наказать ее, всегда проявлял капельку доброты. Зная, что голову лучше не поднимать, она даже не пошевелилась.
– Послушай, я сейчас отойду. Хорошо? Вернусь к двери моего кабинета и тоже сяду на пол, как ты. И когда я сяду там, ты поднимешь голову. Тогда мы можем поговорить. Согласна?
Ответа не последовало.
– Это все, что я хочу. Просто поговорить.
Лишь услышав, что он отошел, Стефани рискнула выглянуть из-за локтя.
– Видишь? Отсюда я не сделаю тебе больно.
Перед глазами все плыло. Она сглотнула комок.
– Куда ты собиралась уйти?
Ответа не последовало.
– У тебя есть куда пойти? У тебя есть кто-нибудь?
Ее била дрожь.
– Как насчет вчерашнего вечера? – спросил Проктор. – Не хочешь рассказать мне, в чем дело?
Стефани так и не убрала от головы рук.
– Послушай, я знаю, ты мне не доверяешь. Тебе нет причин мне доверять, но я, честно, не интересуюсь лично тобой; мне интересно лишь то, что ты можешь мне рассказать. У меня тоже кое-что для тебя есть, но если ты отказываешься выслушать меня…
– Я ничего не хочу слышать, – прошептала она.
Проктор покачал головой:
– Речь идет о твоей семье.
Стефани пожала плечами.
– Не возражаешь, если я задам тебе кое-какие общие вопросы? Ты ответишь на них?
– Нет.
– Почему нет?
– Тебе незачем знать обо мне или о моей семье.
– Понятно. Тогда почему бы просто не посидеть и не выслушать меня? Я расскажу тебе, над чем работаю, что я узнал и как я…
– Разве ты ничего не понял? Мне плевать.
– Выходит, не понял. Я вообще ничего не понимаю. Если б моя семья была на том «Боинге», я точно захотел бы узнать, почему самолет упал в океан и кто в этом виноват. Я захотел бы справедливости. Ради них и ради всех, кто там был. Ради всех их родственников и друзей, потерявших своих любимых и близких. Пойми, это самое главное. Именно эту цель я ставил перед
