подвозили к грузовому вагону ящики. По двое брались за ящик, тяжело сопя, передавали тем, кто стоял на платформе.
«Снаряды», – догадался Соколов.
Невысокий мужичок в ладно пригнанной и плотно перепоясанной ремнем шинели посмотрел на Соколова маленькими смеющимися глазками:
– Служивый, не знаешь, когда нас в вагоны запустят? – и добродушно улыбнулся, и в этой улыбке было что-то детское, неиспорченное, так что Соколов сразу почувствовал к солдату симпатию.
– Коли состав подали, стало быть, ждать недолго.
– Это конечно, живую силу скорее надо, к летнему наступлению. Только у ворот второй час томят, ноги уже застыли. И погулять до трактира не позволяют, и в вагон не пускают. Вы самостоятельно едете?
– Так точно!
– И я тоже, после ранения возвращаюсь, но домой, до Смоленска. Меня зовут Семен Бочкарев, сапер. Могу взорвать, могу построить. Русский солдат на все горазд! – Расхохотался, показав мелкие, как кедровые орешки, зубы. – В третий вагон приказали топать. Всех туда собрали, кто после ранений или, к примеру, побывок. – Потер замерзшую щеку.
Соколов отозвался:
– Так и я из третьего вагона.
– Вот и хорошо, будем друг дружки держаться.
Сергей Шлапак
В это время из главного вокзального здания вышла группа старших офицеров – в хороших шинелях, в каракулевых папахах, с шашками на боку.
Голоса зашелестели:
– Хорошо тому, кто с золотыми погонами! Гляди, свободно идут, ручки свои не утруждают. Чемоданы – как на дачу – денщики тащат.
Младший унтер-офицер, высокий узкоплечий мужик с двумя лычками на погонах, с крупным лицом, изъеденным оспой, криво усмехнулся:
– Ясно, старшие офицеры – в свой штабной вагон. У них там жизнь приятная, во всем довольстве. Даже кухня есть, в вагоне-то. Котлетки из курей жарят, на масле. Поварихи по ночам постель им греют. А нам на станциях за кипятком в очередях стоять. Когда настанет свобода и равноправие, все в равных условиях будем содержаться. Нам, солдатскому сословию, сахар по три кусочка на день выдали, а старшие офицеры чай будут пить с шоколадом и кофе со сливками.
Рослый, крепкого сложения прапорщик с мужественным лицом, с глубокими морщинами возле рта, делавшими его похожим на Цезаря, стоявший у проходных ворот, крикнул:
– Кто разговоры разводит? Это ты, унтер?
– Чего еще?..
Прапорщик сдвинул лохматые брови:
– Представься, как по уставу положено.
– Младший унтер-офицер Фотий Фрязев!
– Зачем, Фрязев, солдат смущаешь?
– Никак нет, – побледнел Фотий. – Я так, к слову прилунилось.
Прапорщик сунул Фотию под нос шишковидный кулачище:
– Чем пахнет?
– Могилой!
– Правильно! Так что пропаганду не разводить!
– Слушаюсь, господин
