обвислое хозяйство, и его едва не тошнит. А тетка стращает ребенка: «Бери титьку, дрянь ты этакая! Ведь ты хочешь жрать? Ну смотри, я сейчас дяде дам – он это любит, все сожрет и тебе ни крошки не оставит».
Солдаты вновь рассмеялись. Факторович всем пришелся по душе. Улыбнулся и Шатуновский, пошарил в кармане, достал пятачок.
– Остальное за мной! – и тщательно записал анекдот.
Факторович был доволен собой. Тоном благодетеля произнес:
– Уверяю вам, что могу рассказать тысяч на двадцать ассигнациями, только, господин журналист, не забудьте ваш долг пять копеек вернуть, – ткнул пальцем в сторону клозета: – Уже очередь, сразу видно, что народ обвалился – воевать едет.
И снова солдаты прыснули смехом:
– Хоть евреец, а мужик свойский!..
Факторович принял серьезный вид:
– Во-первых, для своей беды я крещен в православной вере, поэтому отправили воевать. Во-вторых, если мне собирать с каждого из вас хоть по три копейки, так я радовался бы жизни с моею Ривой.
– Почему? – удивился Фрязев.
– Я бы сунул кому надо, и мне дали бы белый билет. А вот теперь еду как самый последний.
– Это ты, жидовская морда, срамно рассуждаешь. Долг каждого – не жалеть живота и все такое прочее, – строго произнес Фрязев.
– Факторович, вы такой остроумный, что вас обязательно направят служить писарем при штабе, – сказал Бочкарев.
– Об таком счастье можно только мечтать. А теперь еще один случай и для вас совершенно задаром. К врачу приходит еврей, которого замучили понос и отрыжка, но стесняется сказать прямо. Он говорит: «Господин доктор, у меня отрыгается и спереди и сзади!»
Солдаты заходились хохотом, Шатуновский без передыху царапал карандашиком, а Бочкарев мечтательно произнес:
– Вот скоро кончится война. Приеду домой, затоплю баню, пропарюсь, за стол сяду, жена моя Алена щей с бараниной поставит да пироги из печи вынет. Эх, хорошо! И никакой отрыжки.
Соколов подумал: «Какой славный русский человек. Совсем немного ему для счастья надо».
Головка сахара
В это время в проходе, перешагивая через солдатские ноги, появился прапорщик Шлапак. Из-под распахнутой шинели на гимнастерке поблескивал Георгий. Прапорщик, заглушая шум, произнес:
– Все разместились? Извещаю: горячую пищу получите в Смоленске. Претензии, просьбы, обращения есть? – И, не дожидаясь ответа, сказал: – Желаю счастливого пути и боевых подвигов.
Вдруг прапорщик обратил внимание на Соколова. Раздвинул в улыбке рот и показал тридцать два крепких, как у молодого тигра, зуба, радушно протянул руку:
– В одном вагоне едем? Очень приятно! Я вас еще на вокзале приметил. Я моряк, в японскую воевал на крейсере «Богатырь». А в эту войну меня сделали сухопутным…
Соколов спросил:
– Небось по ночам снятся бушприты, кливер-шкоты, кран-балки?
Шлапак расцвел в улыбке:
– А
