же она? Надеюсь, она здорова, ваше высочество?
– Здорова… она в Смольном. Довели до того, что отпросилась и уехала. Она навещает нас… не слишком часто… Приедет – так все же становится как-то веселее, как-то тише… Да, во всю жизнь у нас не было лучшего друга… ну и, конечно, нужно было нас лишить этого друга.
– Кто же мог это сделать? Кому это было нужно? И зачем она согласилась уехать? – невольно выговорил Сергей, но тут же и спохватился: – Извините, ради бога, ваше высочество, – сказал он, – я никакого права не имею спрашивать и даже говорить о таких делах, но я так изумлен… так мне странно и так тяжело, что нет с вами Екатерины Ивановны. Я именно рассчитывал видеть ее сегодня. Хотя я и мало знал ее, но она произвела на меня такое впечатление, которое не забывается. Мне она до сих пор представляется исключительной, святой женщиной.
– Такая она и есть, мой друг, – сказал Павел, – и тебе не в чем извиняться. Если ты искренне расположен ко мне, то должен интересоваться моими делами, и я скажу тебе прямо и просто: эта история – старая история. Нелидова была лучшим нашим другом и, надеюсь, навсегда им останется. Пока она жила с нами, мне было хорошо – в ней действительно есть что-то особенное, что на меня действует успокоительным образом. Она всегда была моим врачом, я ей многим… многим обязан. И вот наши дружеские, близкие отношения стали мозолить глаза людям, которые не понимают подобных отношений; ее начали чернить, оклеветали… испробовали все средства, чтобы из-за нее поссорить меня с женой. Это не удалось, потому что жена ценит ее и любит так же, как и я, и потому что она была равно как мне, так и ей полезна и необходима. Мы выносили, пока могли, но клевета выросла до такой степени, что я почувствовал себя невправе держать дольше Нелидову в Гатчине – мне нечем было оградить ее от этих змеиных жал. Нам оставалось одно – расстаться, но, конечно, не вследствие ссоры, доказать, что наши отношения не изменились, что о ссоре тут не может быть и речи. И вот Екатерина Ивановна в Смольном.
– А она часто здесь бывает?
– Не очень часто… Нет, это затруднительно, да и здоровье ее не крепко, устает очень всегда, хоть путешествие и не бог весть какое…
Сергей начинал возмущаться, но в то же время в нем шевелилось уже новое чувство, рождался протест против этого терпения цесаревича – терпения, которое граничило со слабостью. Но, конечно, он не высказал вслух своих мыслей.
Появился Кутайсов и доложил, что обед подан.
Павел взглянул на него, сделал ему опять быстрый знак, тот отвечал подобным же знаком. Улыбка мелькнула на лице Павла.
– Пойдем, Сергей Борисыч. Не думай все же, что я тебя совсем скучать заставлю; может, найдется у нас и дамское общество: одна из фрейлин моей жены заменит за обедом хозяйку, я тебя познакомлю, прекрасная и премилая девушка. Пойдем.
Сердце так и заходило, так и забилось в груди Сергея.
Она или не она? А вдруг все это пустое… Одна только фантазия! Вдруг войдут они в столовую – и там… Какое-нибудь незнакомое лицо, ненужное, неинтересное.
