исчезнет!
– Замолчи! Слышишь, хватит! Ты не понимаешь, ты никогда не поймёшь! Ты не можешь… не смеешь так говорить!
Женщина вновь осела и закрыла лицо руками, уже совершенно мокрыми от слёз.
Руби запустила пальцы в спутанные волосы. Голову переполняли тысячи мыслей, а от отчаянных попыток сдержать слёзы начала болеть голова. Происходящее начинало ей надоедать, ибо она знала, что этого можно было избежать, если бы мама просто согласилась с ней. Но та лишь тряслась в беззвучной истерике и чувствовала, как выстроенный ею мир рушится, как её ребенок буквально отказывается от жизни. Руби отчасти понимала мать, но всё равно считала, что куда лучше дать свободу человеку, который скоро потеряет саму жизнь. Разве можно было назвать это неправильным?
И разве можно назвать неправильными чувства женщины, каждый день наблюдающей за своим совершенно отчаявшимся ребёнком, который засыпает со слезами на глазах и просыпается с желанием исчезнуть? Разве можно судить женщину, осознавшую, что единственный лучик света в её жизни скоро потухнет, забирая с собой всё тепло и надежду?
Разве можно судить девушку, сдерживающую слёзы ради желания казаться сильной и стойкой? Разве можно обвинять в желании умереть девушку, унёсшую с собой несколько жизней?..
«Когда ты умрёшь, закончится не только твоя жизнь, Руби Барлоу. И не только ты сегодня больна…» – сказала себе девушка, вытирая сбежавшую из уголка глаза слезу.
– Я смирилась с тем, что Рак занял место в моём мозгу. Теперь только он решает, сколько мне еще ходить по земле, и, увы, с ним не договориться. Я смирилась, – тихо произнесла Руби и направилась к себе в комнату.
– Ты хотела этого, – внезапно громко и с ноткой злобы отозвалась Карла. – Ты так давно жаждала уйти, но ты никогда не думала обо мне!
– Знаешь, что действительно хреново, мам? То, что я даже уйти спокойно не могу, потому что моя чёртова жизнь не принадлежит чёртовой мне! Я никогда не боялась всё закончить, никогда, но каждый раз я останавливалась у самого края, потому что знала, что ты будешь чувствовать! Я знала, что ты ожидала большего от меня, и мне правда жаль, что я стала для тебя такой большой проблемой. Мне правда жаль, что я перестала думать о себе, и каждый раз на пороге невозврата думаю лишь о том, что скажут люди, что будешь чувствовать ты, что будет происходить в душах тех, кто меня любил! Прости, что я стала ошибкой, которая любит уничтожать себя и кричать в подушку по ночам! Прости, что я стала ошибкой, которая разбивает руки о стены и оставляет порезы на ногах! Прости, что я стала ошибкой, которую ты не заслужила! Ошибкой, которая хочет как лучше, а вместо этого убивает людей!
Кухня погрузилась в напряженное молчание. Карла перестала всхлипывать и полными ужаса глазами глядела на дочь, лицо которой застилали слёзы, руки которой были так сильно сжаты в кулаки, что побелели разбитые костяшки. В покрасневших глазах которой плескалась ненависть. К себе.
– Ты… ты не виновата, милая, – лёгкий испуг и оцепенение женщины сменились
