и пол-облако удержал меня. Ковер мягко пружинил под ногами.
В таких ситуациях закрытые двери буквально притягивают меня. За прожитые годы мне несколько раз снился сон, в котором по ходу поисков я открывал белую филенчатую дверь, и что-то острое, холодное и толстое, как металлический штырь забора, вонзалось мне в шею.
И всегда я просыпался до того, как погибал, задыхаясь, насаженный на этот штырь. А потом обычно уже не мог заснуть, независимо от того, в сколь ранний час открывал глаза.
Мои сны не могут считаться надежными пророчествами. К примеру, я никогда не ездил верхом на слоне голым, совокупляясь с Дженнифер Энистон.
А ведь прошло уже семь лет с тех пор, как я четырнадцатилетним подростком увидел этот сон. И у меня нет ни малейших оснований, чтобы верить, что наша идиллия с Энистон реализуется наяву.
И тем не менее я уверен, что сценарию с белой филенчатой дверью найдется место и в жизни, хотя не могу сказать, ранят ли меня, превратят ли в прикованного к кровати инвалида или убьют.
Вы можете подумать, что при встрече с белыми филенчатыми дверьми я постараюсь их не открывать. Да, я бы старался… если б не узнал на собственном опыте, что судьбу не обманешь и не объедешь. И цена, которую я заплатил за этот урок, была столь высока, что мое сердце превратилось в пустой кошелек, на дне которого позвякивают лишь две или три мелкие монетки.
Я предпочитаю пинком открывать каждую дверь и лицом к лицу встречать то, что может ожидать меня за ней, а не проходить мимо. Потому что иначе придется каждую секунду оставаться начеку, прислушиваясь, а не поворачивается ли за спиной ручка двери, не скрипят ли петли.
Но в этом доме двери совершенно меня не привлекали. Интуиция вела меня к лестнице, подсказывала, что нужно быстро подниматься.
Темный коридор второго этажа освещал только слабый свет, просачивающийся из двух комнат.
Открытые двери мне никогда не снились. Я без задержки направился к первой из этих двух, вошел в спальню.
Кровь насилия страшит даже тех, кто часто с ней сталкивается. Брызги, полосы, россыпь капель и потеки создают бесконечное множество рисунков Роршаха[4], в каждом из которых наблюдатель видит одно и то же: хрупкость собственного существования, доказательство собственной смертности.
Отчаянностью алых отпечатков пальцев и ладоней на стене жертва говорила: «Спасите меня, помогите мне, запомните меня, отомстите за меня!»
На полу, рядом с изножием кровати, лежало тело доктора Уилбура Джессапа, жестоко избитое.
Даже того, кто знает, что тело – всего лишь сосуд, а сущность человека – его душа, изувеченный труп печалит, вгоняет в тоску.
Этот мир, обладающий потенциалом рая, на самом деле ад на земле. В своем высокомерии мы сделали его таковым.
Я повернулся к примыкающей к спальне ванной. Толкнул приоткрытую дверь ногой.
Хотя кровь на абажуре лампы, которая стояла на прикроватном столике,
Рисунки Роршаха – одноименный цветовой психологический тест.
