style="font-size:15px;"> – Ответственный за продукты должен проверять, свежие ли они, не так ли?
Брат Костяшки покупал, складировал и контролировал наличие продуктов и напитков как в аббатстве, так и в школе.
– И потом, – добавил он, – человек, который ест при ярком свете на кухне, где нет занавесок… этот человек ест свой последний сэндвич.
– Даже если он – монах в монастыре?
Брат Костяшки пожал плечами:
– Нигде и никогда нельзя пренебрегать осторожностью.
В тренировочном костюме, а не в рясе, при росте в пять футов и семь дюймов и весе в двести фунтов, в которых не было ни унции жира, он выглядел как машина-убийца, прикрытая чехлом из серой фланели.
Лицо его, с глазами цвета стали и резкими, угловатыми чертами, в свое время было жестоким, даже угрожающим. Люди боялись его, и не без причины.
Но двенадцать лет в монастыре, годы угрызений совести и раскаяния добавили тепла в эти когда-то ледяные глаза и смягчили лицо, дарованное ему природой. Теперь, в пятьдесят пять, его могли спутать с боксером-профессионалом, который слишком уж задержался на ринге (расплющенные уши, перебитый нос, рассеченные брови) и на собственной шкуре узнал, как нелегок этот хлеб.
Холодный островок подтаявшего снега сполз у меня со лба на правую щеку.
– Снег лежит у тебя на голове, как белая шапка. – Костяшки направился в ванную. – Принесу тебе полотенце.
– На раковине стоит пузырек с аспирином. Мне нужен и аспирин.
Он вернулся с полотенцем и аспирином.
– Чем будешь запивать? Кола подойдет?
– Дайте мне хогсхед вина.
– В дни святого Бенни у них, наверное, печень была из железа. Хогсхед – это шестьдесят три галлона.
– Тогда мне хватит половины хогсхеда.
Я энергично вытирал волосы полотенцем, когда он принес мне банку колы.
– Ты вышел из прибежища брата Джона и стоял, глядя на снег, точно так же, как индюшка, подняв голову, смотрит на дождь с открытым клювом, пока не захлебнется.
– Сэр, я никогда раньше не видел снега.
– А потом – раз, и ты умчался за угол трапезной.
Сев в кресло, я вытряс из пузырька две таблетки.
– Я услышал чей-то крик.
– Я никакого крика не слышал.
– Вы были на кухне, – напомнил я ему, – и чавкали.
Костяшки сел в другое кресло.
– Так кто кричал?
Я запил аспирин глотком колы.
– Я нашел одного из братьев, который лежал на земле лицом вниз у библиотеки. Сначала не увидел его, лежащего в черной рясе на черной земле, и чуть не споткнулся об него.
– Кто он?
– Не знаю. Весил он много. Я перевернул его, но не смог разглядеть лицо в темноте… а потом кто-то попытался вышибить мне мозги, ударив сзади.
Коротко стриженные волосы брата Костяшки, казалось, встали дыбом от негодования.
– В
