На карточке написано: «ВАМ СУЖДЕНО НАВЕКИ БЫТЬ ВМЕСТЕ».
В моей первой рукописи я подробно описал историю этой карточки, которая для меня священна. Достаточно сказать, что Сторми Ллевеллин и я получили ее после первой же монетки, скормленной машине, после того как один парень и его невеста, стоявшие в очереди перед нами, на все свои восемь четвертаков получили только плохие новости.
Поскольку «Мумия цыганки» недостаточно точно предсказывала события в этом мире (Сторми умерла, и я теперь один), я знаю, что означает надпись на карточке: мы будем навеки вместе в следующем мире. И это обещание для меня важнее еды, важнее воздуха.
Хотя света из ванной не хватало, чтобы Романович мог прочитать надпись на карточке, заключенной в рамку, он ее все равно прочитал, потому что, будучи русским из сна, мог делать все, что ему заблагорассудится, точно так же, как лошади из сна могут летать, а пауки – откусывать головы младенцам.
Шепотом, с акцентом, он произнес эти слова вслух:
– Вам суждено навеки быть вместе.
Напыщенным, но мелодичным голосом, будто у поэта, и эти пять слов прозвучали, словно стихотворная строка.
Я увидел Сторми, какой она была в тот вечер на ярмарке, и дальше сон пошел про нее, про нас, про наше общее прошлое.
Менее чем через четыре часа беспокойного сна я проснулся, еще до зари.
За окном чернело небо, по стеклу сползали снежинки. В нижней части его прихватил мороз, и корочка льда перемигивалась красным и синим.
Часы на прикроватной тумбочке находились на прежнем месте, как и в тот момент, когда я рухнул в постель, а вот рамка с карточкой от гадалки – нет. Я не сомневался, что ночью она стояла перед лампой. А теперь вот лежала стеклом вниз.
Я отбросил одеяло и встал. Прошел в гостиную, включил свет.
Стул с высокой спинкой стоял под ручкой двери в коридор третьего этажа, как я его и поставил. Я попытался повернуть ручку. Спинка стула этого не позволила.
До того, как коммунизм лишил русских большей части их веры, у них была долгая история христианского и иудейского мистицизма. Однако они не славились умением проходить сквозь стены и закрытые двери.
Окно гостиной находилось тремя этажами выше уровня земли, и подобраться к нему по карнизу возможности не было. Я все равно проверил шпингалет и убедился, что снаружи открыть окно невозможно.
Увиденное мною ночью было сном, пусть без горящих монахинь и без пауков, откусывающих головы младенцам. Сном, и ничем больше.
Оторвав взгляд от шпингалета, я обнаружил источник красно-синего пульсирующего света на изморози в нижней части стекла. Пока я спал, толстое одеяло снега укутало землю, а на дороге в затылок друг другу выстроились три внедорожника «Форд Эксплорер», каждый со словом «ШЕРИФ» на крыше. Из выхлопных труб вырывался парок, мигалки вспыхивали то красным, то синим.
В полном безветрии продолжал падать снег. Я видел шесть лучей мощных фонарей. Невидимые мне люди, слаженно двигаясь, осматривали
