Я подождал, пока она очнется, а потом задушил шарфом.
Он опустил голову, открыл глаза, подержал руки перед собой, словно изучая их, словно читая прошлое, а не будущее по линиям на ладонях.
– Потом я пошел на кухню. Захотелось пить. Я выпил пива и вытащил нож из матери.
Джон Кальвино сел на подлокотник кресла.
Он знал все, что рассказал ему подросток, за исключением порядка убийств: этого Билли не сообщил детективам, которые вели расследование. Медицинский эксперт представил свою версию, базирующуюся на уликах, но Джону требовалось знать, как все произошло на самом деле.
– Моя сестра, Селина, была в своей комнате, – продолжил Билли Лукас, все еще разглядывая руки. – Слушала плохую музыку. Я ей вставил перед тем, как прикончить. Вы знаете, что я ей вставил?
– Да.
Скрестив руки, лаская бицепсы, подросток вновь встретился взглядом с Джоном.
– Потом я ударил ее ножом ровно девять раз, хотя, думаю, убил ее четвертый удар. Мне просто не хотелось так быстро останавливаться.
Прогремел гром, потоки дождя обрушивались на крышу, воздух чуть вибрировал. Джон ощущал эту вибрацию, и в голову закралась мысль: а может, она никак не связана с грозой?
Он видел вызов и насмешку в пронзительном взгляде синих глаз подростка.
– Почему ты сказал «ровно»?
– Потому что, Джонни, я ударил ее ножом не восемь раз и не десять. Ровно девять.
Билли подошел к перегородке так близко, что едва не касался стекла носом. Его глаза переполняли угроза и ненависть, но одновременно они оставались колодцами отчаяния, в которых что-то утонуло.
Детектив и подросток долго смотрели друг на друга, прежде чем Джон оборвал паузу:
– Разве ты их не любил?
– Как я мог их любить, если едва знал?
– Но ты знал их всю свою жизнь.
– Я знаю вас лучше, чем знал их.
Смутная, но настойчивая тревога заставила Джона приехать в больницу штата. Эта фраза тревогу только обострила.
Он поднялся с подлокотника.
– Вы уже уходите? – спросил Билли.
– Ты можешь рассказать мне что-то еще?
Подросток жевал нижнюю губу.
Джон ждал, пока ожидание, по его разумению, не стало бессмысленным, а потом направился к двери.
– Подождите. Пожалуйста, – этот дрожащий голос отличался от того, что Джон слышал раньше.
Повернувшись, Джон увидел лицо, перекошенное от душевной боли, и глаза, блестящие отчаянием.
– Помогите мне, – попросил подросток. – Только вы можете.
Джон вернулся к стеклянной перегородке.
– Даже если бы я и хотел, теперь я ничего не могу для тебя сделать. Никто не может.
– Но вы знаете. Знаете.
– И что, по-твоему, я знаю?
Еще на мгновение Билли Лукас оставался испуганным ребенком, неуверенным и нерешительным. А потом
