стул был даже великоват, а вот Тим чувствовал себя великаном, играющим на детской кухне.
Впрочем, таким восприятием он был обязан скорее не стульям, а самой Мишель. В ее присутствии он казался себе большим, неуклюжим мальчуганом.
Она затачивала карандаш правой рукой, культей левой прижимая к столу наждачную бумагу.
– Кофейный торт будет готов через десять минут. – Мишель мотнула головой в сторону духовки.
– Пахнет вкусно, но остаться я не могу.
– Только не притворяйся, будто у тебя появилась личная жизнь.
Тень заскользила по столу. Тим вскинул глаза. Желтая бабочка летала под бронзовыми газелями маленькой люстры работы Мишель.
– Залетела в дом, когда я держала дверь открытой, – объяснила Мишель. – Я пыталась ее выгнать, но, похоже, она чувствует себя здесь как дома.
– А почему нет?
Под карандашом на листе бумаги появилась ветвь дерева.
– Как ты смог подняться по ступеням со всем этим? – спросила Мишель.
– С чем этим?
– Уж не знаю, что там тебя гнетет.
Стол цветом напоминал бледное небо, и тень, казалось, скользила под поверхностью, дразня своей загадочностью.
– Какое-то время меня не будет.
– В каком смысле?
– Несколько недель, может, месяц.
– Не поняла.
– Есть одно дело, которым мне придется заняться.
Бабочка нашла шесток и сложила крылья. Тень, напоминающая подрагивающее темное отражение горящей свечи, разом исчезла, словно кто-то задул фитиль.
– Одно дело, – повторила Мишель, и карандаш застыл над бумагой.
Когда его взгляд переместился со стола на лицо женщины, он обнаружил, что она смотрит на него. Одинаково синими глазами.
– Если придет человек с моим описанием, чтобы узнать имя и фамилию, просто скажи, что не знаешь мужчину с такими приметами.
– Какой человек?
– Любой. Кто бы ни пришел. Лайм скажет: «Крупный парень на последнем стуле? Никогда раньше его не видел. Какой-то остряк. Сразу мне не понравился».
– Лайм знает, что все это значит?
Тим пожал плечами. Он сказал Лайму не больше того, что собирался сказать Мишель.
– Не так чтобы много. Дело касается женщины, вот и все.
– Этот человек, который придет в таверну, почему он должен прийти и сюда?
– Может, не придет. Но он, возможно, дотошный. Да и ты можешь оказаться в таверне, когда он заявится туда.
Левый глаз, искусственный, слепой, буравил его взглядом посильнее правого.
– Дело не в женщине.
– В женщине, уверяю тебя.
– Я думаю, у тебя беда.
– Не беда. Небольшое затруднение.
– Раньше никаких затруднений у тебя не возникало.
Он посмотрел на бабочку и увидел, что она сидит на цепи, с которой свешивалась люстра, и ее крылышки чуть подрагивают
