тяжело болен и плохо соображает, – ответил Тим. – Знает, что нужно сделать, но уже не понимает как.
– Возможно, этого я боюсь больше всего. – Макс покачал головой. – Разум уходит, контроль теряется.
– Это жизнь, – пожал плечами Тим. – Нам всем предстоит через это пройти.
Они пожали друг другу руки, и Макс вышел с ним на крыльцо.
– Она – милая женщина. Надеюсь, новости не доставят ей сильной боли.
– Я сделаю все, что в моих силах, чтобы облегчить боль.
Тим возвратился к «Эксплореру», развернулся, подъехал к бунгало Линды.
Выложенная кирпичами дорожка вела к дому. В воздухе стоял запах эвкалиптов, сухие листья хрустели под ногами.
Ему хотелось прибавить шагу. Время ускоряло бег. Он чувствовал, что беда нагрянет скорее раньше, чем позже.
Когда он поднялся на крыльцо, дверь открылась, и женщина спросила: «Вы – Тим?»
– Да. Мисс Пейкуэйтт?
– Зовите меня Линда.
Под светом лампы над дверью зеленые египетские глаза внимательно изучали его.
– Ваша мама, наверное, провела девять нелегких месяцев, когда носила вас.
– Тогда я был меньше.
Женщина отступила от двери.
– Наклоните голову и проходите.
Он переступил порог, и после этого жизнь его круто переменилась.
Глава 5
Золотистый мед разливался от стены к стене, деревянный пол, казалось, светился изнутри, отчего скромная гостиная прибавляла в размерах и в великолепии.
Построенное в 1930-х годах бунгало, судя по всему, постоянно поддерживалось в идеальном состоянии. Маленький камин и настенные канделябры по бокам наглядно демонстрировали элегантность стиля арт-деко.
Блестящий белый потолок нависал над головой Тима, но не вызывал неприятных эмоций. В гостиной ощущался уют, а не клаустрофобия.
У Линды было множество книг. За одним исключением их корешки представляли собой единственное произведение искусства, абстрактное полотно слов и цветов.
Исключением являлось изображение телевизора с серым экраном размером шесть на четыре фута.
– Современное искусство ставит меня в тупик, – признался Тим.
– Это не искусство. Я сделала это в фотошопе. Чтобы напоминать себе, почему у меня нет телевизора.
– Почему у вас нет телевизора?
– Потому что жизнь слишком коротка.
Тим еще раз взглянул на фотографию.
– Я не понимаю.
– Со временем поймете. В такой большой голове, как ваша, должны быть мозги.
Он не мог сказать, то ли ее манера не лишена обаяния, то ли налицо наглость, граничащая с грубостью.
А может, у нее чуть съехала крыша. В наши дни этим страдают многие.
– Линда, я здесь вот по какой…
– Пойдемте со мной. Я работаю на кухне, – первой
