талантов, однако была не против того, чтобы на сей счет обманывались другие, и не слишком раскаивалась, узнав, что ее репутация музыкантши и художницы зачастую превосходит ее истинные заслуги.
В каждом наброске было свое достоинство – в менее проработанных, пожалуй, больше всего. Писала Эмма бойко. Но, будь ее рисунки гораздо хуже или, скажем, вдесятеро лучше, удовольствие и восхищение двух ее собеседников были бы точно такими же. Оба пришли в полный восторг. Сходство всех поразило: и как это мисс Вудхаус точно все передает!
– Боюсь, для вас здесь выбор небогатый, – вздохнула Эмма. – У меня моделями были лишь члены моей семьи. Вот отец… еще один батюшкин портрет… но он так разволновался от необходимости позировать, что пришлось рисовать его украдкой; поэтому ни один из этих двух портретов не отличается особым сходством. Вот, видите, миссис Уэстон, и снова она, и снова, и опять она. Милая миссис Уэстон! Мой всегдашний добрый друг; что бы я без нее делала? Вот она позировала всегда, когда бы я ее ни попросила. Вот моя сестра. Ее изящная фигурка мне тут удалась, да и лицо, по-моему, похоже. Позируй она дольше, я добилась бы еще большего сходства, но она так торопилась, так хотела, чтобы я нарисовала заодно всех ее детишек, что спокойно не сидела. А вот, полюбуйтесь, это трое из моих племянников! Вот они – Генри, Джон и Белла, по порядку, но, как видите, все портреты похожи, словно писались с одного ребенка. Сестрица так хотела, чтобы я нарисовала их, что я не могла ей отказать, но трех-четырехлетних детишек, знаете ли, не заставишь стоять смирно. Оттого добиться портретного сходства трудновато – все они румянощекие крепыши. Легко рисовать детей с грубыми, резкими чертами лица, но у баловней матерей редко бывают такие черты. А вот и набросок четвертого, он тогда был еще младенцем. Я зарисовала его, пока он спал на софе, и, если заметите, добилась большого сходства. Видите хохолок у него на голове? Он так уютно спит, уткнувшись головой в подушку! Да, вышло очень похоже. Я считаю, что имею право гордиться маленьким Джорджем. И угол софы получился неплохо. А вот моя последняя работа, – она развернула рисунок джентльмена в миниатюре, портрет в полный рост, – последняя и лучшая. Это мой брат, мистер Джон Найтли. Тут до завершения осталось совсем немного, но я была так раздосадована, что отложила его и поклялась, что больше никогда не стану писать портретов. Да и как можно было не рассердиться? После всех моих мучений, когда я уже добилась настоящего сходства – мы с миссис Уэстон сошлись на том, что портрет вышел очень хорош, только он слишком красив, слишком льстит оригиналу и, пожалуй, вот тут, справа, небольшой огрех, – так вот, после всех трудов его жена, а моя дорогая сестра Изабелла холодно заметила: «Да, отдаленное сходство есть, но портрет вышел неудачным и не делает ему чести». А сколько пришлось перед тем уговаривать ее мужа попозировать! Он согласился в виде большого одолжения; словом, всех этих треволнений для меня было слишком. Поэтому я никогда не закончу его – да и зачем? Всякий гость, приходя на Бранзуик-сквер, упрекал бы меня в том,
