одинокие несчастные старухи, всю жизнь отдавшие родному колхозу и получавшие пенсии от восьми до шестнадцати рублей в месяц. Рубли были не фантиками от демократов, а полновесными брежневскими, но их мизерное количество не позволяло помереть с голоду и только.
Впрочем, после второго шмыганья глазами Константин понял, что ошибся. Настолько убогих хатенок он вообще не встречал.
Чего стоили, например, земляной пол и натянутая на единственном маленьком оконце загадочная мутная пленка, еле-еле пропускавшая жалкий свет, которого хватало лишь на то, чтобы создать тусклые, унылые сумерки, царящие внутри избы.
Если бы не яркое солнце, упрямо пронзающее своими острыми лучами эту пленку, то в убогой лачуге и вовсе воцарилась бы тьма.
Впрочем, особо разглядывать было нечего. В противоположном от Кости углу разместилась черная закоптелая печка невиданной им доселе конфигурации с выходным отверстием, ведущим наверх, в сторону крыши, причем не доходя до нее где-то с полметра. Потолка в избе просто не имелось.
Из мебели лишь тот лежак, на котором он сейчас находился, широкая, грубо сколоченная лавка напротив и сбоку от нее такой же грубый стол. Полок на стенах, правда, было с избытком, и все сплошь заставлены горшками, горшочками и прочими крынками.
Какое-то несоответствие, некая чуждость и непривычность присутствовала и тут. Спустя некоторое время Константин понял, в чем она заключалась.
Во-первых, посуда на полках стояла исключительно глиняная, ни единой стеклянной банки или пластиковой бутылки там не наблюдалось.
Хотя, невзирая на всю скудость и убогость, пахло в избушке довольно-таки приятно. Легкую горечь от печного дыма щедро компенсировал густой дух трав, где преобладал аромат мяты, смешанный то ли с лесной хвоей, то ли с чем-то похожим на нее.
Во-вторых, он заметил, что напротив от него стояло оружие, аккуратно прислоненное к бревенчатой стене и выглядевшее весьма впечатляюще.
Когда Константин служил в армии, оружейные пирамиды видывал не раз, и его ими удивить было бы затруднительно, если бы не один «незначительный» нюанс. Вот он-то и стал этим самым «во-вторых».
Все это оружие никоим образом не принадлежало к двадцатому веку. Да что говорить, там и девятнадцатым с восемнадцатым близко не пахло. Насколько он разбирался в истории, а он всегда считал, что кое-что в ней смыслит, тут можно было вести речь, самое позднее, о шестнадцатом веке.
Дальше оружие должно было быть уже огнестрельное.
Мечи к тому времени тоже почти все перековали, но не на орала по причине регулярной военной опасности от буйных соседей, а на сабли. Перед ним же находились прямые клинки, один из которых наполовину был вытащен из ножен, так что ошибки быть не могло. Кроме того, на столе лежали луки с колчанами стрел и прочая, прочая, прочая…
Выглядело все это, учитывая давнее, лет эдак пятьсот, не меньше, изготовление, очень и очень неплохо. Не было ни тени ржавчины,
