во рту невидимый каменщик долбит и долбит долотом.
– Чего тебе, парень?
– Сеньор Молина, – голос не слушается Габриеля, бьется как птица в силках. – Мне нужен сеньор Молина…
– Нет здесь никакого Молины.
– Но…
– Ты ошибся, парень.
– Мне сказали, что он работает здесь…
Птице в силках приходится совсем туго, она вот-вот задохнется.
И умрет.
– Кем же он здесь работает?
Грязная поварская куртка – только прикрытие, обманка, подсказывает Габриелю не вовремя активизировавшееся воображение, а на самом деле этот человек – птицелов. Самый главный из всех птицеловов, самый азартный, самый злокозненный. Гроза всех птиц – от колибри до страуса, пощады от него не дождешься; силки, в которые угодила птица-Габриель, принадлежат ему. А под поварской курткой скрываются ножи и свежесрезанные веточки бука, ножи и свирели, ножи и дудочки, но прежде всего – ножи!..
– Кем же он здесь работает?!
– М-м-м-мясником, – с трудом выговаривает Габриель. – Он подарил мне игрушечный паровоз…
– А теперь ты пришел за вагонами?
– Н-нет…
– Значит, за целой железной дорогой?
Габриель не ощущает под ногами ничего, кроме пустоты, а все оттого, что ужасный повар-птицелов ухватил его за ворот и поднял над землей. И приблизил лицо Габриеля к своему собственному лицу: островки щетины безжизненны и занесены серым пеплом; глаза тоже кажутся безжизненными – и зачем только Габриель послушался дурачка-Осито, зачем постучался в эту проклятую дверь? Никогда больше он не побеспокоит стуком ни одну дверь —
НИ ОДНУ!
Даже если ему скажут, что за ней спрятаны все сокровища мира.
Так оно и окажется впоследствии, по прошествии многих лет: Габриель испытывает безотчетный страх перед неизвестными ему закрытыми дверями и чаще не входит в них, чем наоборот. Но пока еще он мальчик, а еще точнее – мальчик-птица, болтающаяся на руке Птицелова и ожидающая, что именно Птицелов вытащит из-под полы —
веточку бука, свирель или нож.
Ни то, ни другое, ни третье, а ожидание – хуже смерти и хуже боли (в тех ее интерпретациях, которые знакомы Габриелю). Положительно, он бы с удовольствием умер, но умереть – означает потерять контроль над собой и обмочиться. Стать посмешищем в отвратительно мокрых и дурнопахнущих штанах. Этого Габриель не может допустить ни при каких обстоятельствах. Как бы ни был страшен человек, держащий его за ворот, возможное презрение медвежонка, а следом за ним Мончо, Начо и венценосного Кинтеро – еще страшнее.
– Железная дорога, ага? – Птицелов обнажает десны, утыканные растущими вкривь и вкось зубами. – Тебе нужна железная дорога?
– Мне нужен сеньор Молина, – всхлипывает Габриель.
– Нет здесь никакого Молины. Ты ошибся, парень. Ты ошибся, ведь так?
Самый злокозненный
