вода… Подсознательно чувствую, что вокруг меня что-то происходит, но что именно и как – я еще не мог охватить своим пониманием. Только одно улавливал: движение и звук, радостные лица и цветущие ветви, блеск и воду, пахнущую свежестью…» Дальнейшие воспоминания значительно более четкие. «Яснее я себя уже помню в те годы, когда пробовал вставать на ноги и ходить понемножку – сначала под столом, придерживаясь за его ножки, а затем и навстречу матери, захлебываясь обильным смехом, в широко раскрытые, родные материнские руки…» Он вспоминал: «Когда я был совсем маленьким, мне надевали красную шапочку (или, может, оранжевую), у которой тесемочки завязывалась под подбородком, и тогда мать или старшая сестра поднесла меня в доме к окну и показала, как восходит луна – большая, красная… Мол, видишь, у луны красная шапочка, и у тебя тоже… я от радости что-то… выражал смехом…»
На сделанной в детстве фотографии (уже в монастырском хоре) мы видим лобастого, круглоголового мальчика с большими серьезными глазами.
Павлуша рос серьезным, робким, скромным, с вечным желанием спокойно сидеть где-то в уголке, чтобы его не замечали. Старался меньше напоминать о себе или мешать взрослым, потому что семья была чересчур велика – одних детей девятеро, родителям с ними было трудно. С детства он стремился все постичь сам, без чьей-либо помощи, пытался преодолевать все препятствия настойчивостью.
Ярким воспоминанием детства были поездки маленького Павлика в Киев: с мамой на богомолье и с отцом. Он повидал много интересного, но больше всего ему запомнился Богдан Хмельницкий на коне – и снова восьмилетнему мальчику вспомнились отцовы и мамины рассказы о прадеде-запорожце, о казаках и гайдамаках, сказки о Котигорошке и Ивасике-Телесике, о Кожемяке и богатыре Михайле, песни дьяков и сельских девушек – и все это «опадало, как янтарные зерна», в детскую душу…
Отец и мать, старшие сестры и братья в детстве привили Павлуше любовь к музыке. «Отец. Вечер позднего лета. Темно уже совсем. Отец, опираясь на невысокую калитку, внимательно слушал что-то. А я сидел на завалинке. И вдруг он ко мне потихоньку:
– Иди сюда, Павлуша, слушай!
„Лиру“ парни имитировали (два голоса), в квинту гудели, в квинту, а один – запел жалобно, как лирник… Ой, как же меня по-замечательному поразила та „Лира“!»
В доме Тычин ценилась книга: устно пересказывалась повесть Николая Гоголя «Тарас Бульба», перечитывалась пушкинская «Сказка о царе Салтане». «В дошкольное сельское время жизни моей, когда я весь был в окружении украинских сказок, песен, колядок и щедривок, – я помню: отец читал нам в семье „Тараса Бульбу“ Гоголя. И – то ли потому, что Гоголь рассказывал об Украине, или потому, что отец прочитанные места объяснял нам на своем родном языке и тут же часто добавлял еще и собственные рассказы о Наливайке, которого живьем на сковороде жарили, или же о казаке, который, стоя на земле, у быка, что мимо пробегал,
