много выпил?
– Нет. За столом я его почти не застал, а когда сидели, пил он мало. Как говорится, символически. Другие нажрались знатно…
Генрих оборвал его:
– Нас не интересуют другие. У тебя все готово?
– Да, господин Ковалев.
– Перестань постоянно повторять мою фамилию. Отвечай односложно – «да» или «нет».
– Слушаюсь.
– Уверен, что сделаем все тихо?
– Да.
– План есть?
Рылов посмотрел на Генриха Дирка:
– А разве не по вашему плану будем работать?
– Ты тоже мог что-нибудь придумать. Тебе здесь виднее.
– Ну, если надо, – есть план. Правда, он мало чем отличается от первого, по его отцу.
– Гут. Начинаем немедленно.
Рылов возразил:
– Подождать бы немного, пока деревня уснет.
– Тогда твой визит к Маханову будет выглядеть подозрительно. Он – не его отец, который не видел в тебе врага, Маханов по роду своей деятельности привык к жесткому порядку и наверняка готов к возможной провокации. Согласись, Мирон, твое появление глубокой ночью может его встревожить. И тогда он поднимет шум. Все планы полетят к чертовой матери.
– Тоже верно, – проговорил Рылов, – хорошо, – решился он, – начинаем немедленно.
Они сели в лодку. Рылов веслом оттолкнулся от берега, развернулся и поплыл обратно к деревне. Ночь стояла теплая, тихая, звездная. Скрип уключин и всплески весел разносились далеко. Рылов старался меньше шуметь. Удалось незаметно подойти к берегу, откуда за городьбой начинался огород Махановых.
– Пошли, – приказал Ковалев.
Троица быстро метнулась к плетню, притаилась в зарослях. Вокруг тихо, только где-то вдали слышалась гармонь – кто-то играл грустную мелодию.
Они подкрались к дому.
Во дворе Коротко кивнул Рылову:
– Зайди с крыльца.
– Угу.
– Только, чтобы соседи не заметили.
– Постараюсь.
– Не постараюсь, а незаметно.
– Слушаюсь.
Ковалев повернулся к Коротко:
– Дирк, – в палисадник, контролируй окна.
– Да, Генрих.
– А я зайду в сени.
– Да поможет нам бог!
– Рылов! Пошел!
Агент по снабжению зашел к воротам двора, перелез через жерди, под сенью свисающей через забор сирени добрался до крыльца. Поднялся, осмотрелся.
Коротко-Дирк бесшумно проскользнул в палисадник и занял место на углу. Его скрывала от посторонних глаз та же сирень. Убедившись, что подельники на месте, Ковалев потянул на себя дверь, выходящую во двор, и пробрался в сени. Там прижался к стене кладовки. На лавке – кувшины, ведра, разная посуда.
Рылов постучал в окошко.
Маханов лег спать за полночь – собирал вещи. Утром он собирался еще раз сходить на кладбище, потом к соседу Фомичу, попросить, чтобы тот довез
