утратило мечту, перестало крутить педали, закономерно зашаталось, и сошло с исторической дистанции.
А теперь система устроена проще и жёстче. Никто никого не манит в светлое завтра, а тупо запугивают ужасным. Поэтому передовыми персонажами сейчас стали те, кто уверен, что завтра общество будет отличаться от сегодня только большей степенью цинизма.
Но и в этом направлении есть предел "развития" инстинктивно ощущаемый большинством граждан как порог гражданской войны. Вот и приходится всем выбирать "худой мир", и "не раскачивать лодку".
По итогу имеем катастрофический дефицит в обществе моральных авторитетов, когда даже циник Дудь видится «рыбой» (хотя он настоящий «рак», во всех смыслах). Ещё немного такой жизни, и появятся массовые движения, замешанные на морали вместо рацио. Общество не хочет умирать, но и меняться боится. Потому что на данный момент денег слишком много в стране. Ждём мирового кризиса, он почистит атмосферу от миазмов потребительства. XXI век будет веком религий. Не знаю, хорошо ли это. Может быть».
1979.
Мой коллега из «Экспресс-газеты» Михаил Панюков заметил:
«И все же при Брежневе был Золотой век СССР – стабильная, предсказуемая жизнь с постоянным ростом благосостояния, социальными льготами и реальными профсоюзными. Т.е. теми, кто реально защищал права трудящихся. Да, при всех совковых „прелестях“ и идиотизмах. И все же… Чем дальше от той эпохи, тем авторитет „нашего дорогого Леонида Ильича“ все выше и выше».
Татьяна Еременко согласилась:
«Не имеет смысла идеализировать время правления Брежнева. Но, как ни крути, у людей тогда была та самая пресловутая «уверенность в завтрашнем дне», от которой сегодня не осталось камня на камне, пессимизм просто давит всех, представителей абсолютно всех поколений (даже пятилетних малышат в детских садиках уже).
Алексей Юрчак писал:
«Для того чтобы представлять систему государственного правления как легитимную, идеологический дискурс современного государства вынужден постоянно апеллировать к некой «объективной», не поддающейся сомнению истине. Эта истина существует вне идеологического дискурса, за его пределами. Это означает, что идеологический дискурс государства не может поставить эту истину под вопрос, но при этом и не имеет достаточных средств для того, чтобы доказать ее верность. Возникает противоречие между использованием некой объективной истины в качестве основы легитимности государственного правления и невозможностью доказать средствами государственной идеологии, почему эта истина действительно верна.
Этот парадокс в структуре любой современной государственной идеологии, говорит Лефор, делает ее заведомо неустойчивой. В какой-то момент он может привезти к кризису идеологии, а значит, и кризису легитимности государственного правления, которое на этой идеологии базируется. Однако до поры до времени этот
