Татьяна. А вы?..
Лев. Лев.
Татьяна. А с отчеством?
Лев. Дважды.
Татьяна. Ого! Лев Львович. Как дразнили?
Лев. Кошкин.
Татьяна. Понятно… То-то вы такой робкий.
Лев. Не доказано.
Татьяна. Господи!.. Неужели и я так приду?
Лев. Не советую. Ничего хорошего.
Татьяна. Слушайте, а что-то вы путаете… Боженковы тоже с блокады.
Лев. Ну и что?
Татьяна. В двадцать девятой.
Лев. Ну да.
Татьяна. А вы?
Лев. И мы. Нас было четверо. Двое взрослых и двое детей. Потапыча в начале сорок второго к нам подселили. Соседка у нас умерла, освободилась комната. Давайте выпьем. (Отвинчивает стопочку.) Он был милиционером. Ракетчиков ловил.
Татьяна. Да это я знаю… У него медали. Он рассказывал.
Лев. Вы пейте, пейте!..
Татьяна. Ой, господи!.. Это я собачку выгуливаю. (Пьет.)
Лев. На самом верху было опасно. Но, как ни странно, удобно. Ведро свежего снега с крыши – это большое благо – кастрюлька воды. А иначе надо было идти на Неву, к проруби. Одна беда – выходить на чердак и крышу строжайше запрещалось. Считалось, что ракетчики посылают свои сигналы вражеским самолетам с крыш. Поэтому висел замок.
Татьяна. Понятно. А у вашего отца был ключ.
Лев. Был. Отец в начале войны возглавлял домовую команду, называлась – МПВО. Местная противовоздушная оборона. Ну, а когда в команде никого не осталось, ключ у него отобрали. А после он обнаружил у себя дубликат. Боженков его выследил. Ну и…
Татьяна. Ну и… принял его за ракетчика?.. Вы что, серьезно?
Лев. Да полно вам. Начитались. Какого ракетчика – отец еле двигался. Боженков узнал и сказал: «Это, сосед, хорошо, давай я тоже буду туда ходить».
Татьяна. Понятно.
Лев. А что, милиционеры не люди? (Встает, прохаживается, поглядывая на окна.) Нас было четверо – двое взрослых, двое детей.
Татьяна. Да, вы говорили.
Лев. Собачка ваша стоит у парадной, соскучилась с нами.
Татьяна. Ничего, подождет.
Лев. Вот и я так же стоял, скулил.
Татьяна. Она-то хоть открыть не может, а вы?
Лев. Открывал.
Татьяна. И что?
Лев. Вдыхал запах. Подымал голову. Там наверху пролета вместо крыши – стеклянная призма. Да?
Татьяна. Да. А потом?
Лев. Брался за перила… по которым когда-то так хорошо было съезжать на пузе.
Татьяна. Ужас какой. Ну?..
Лев. Подымался на десять-пятнадцать ступеней…
Татьяна. Ну, так какого черта!..
Внезапно раздается чистый, отчаянный голос мальчика.
Голос.
