рода кулаков. Подтверждением справедливости моего мнения служили соседние деревни, вышедшие на полный надел, где хотя и существовало кулачество, но несравнимо в более слабой степени, чем у князевцев. Благосостояние этих крестьян было тоже неизмеримо выше князевского.
В силу всего сказанного, вопрос для меня становился ясным: рядом с удобрением, правильною пашней и проч. нововведениями необходимо было возвратить князевцев к их прежнему общинному быту. Я сознавал весь труд выполнения взятой на себя задачи, сознавал, что 25 лет в жизни народа что-нибудь да значат, понимал то противодействие, которое встречу как со стороны кулаков деревни, так и со стороны обленившихся и опустившихся бедняков, но иного выхода для того, чтобы поднять благосостояние крестьян, я не видел. Я считал, что отдельные, единичные усилия – так или иначе поставить вопрос улучшения – не приведут ни к чему, – нужно всю деревню заставить действовать, как один человек.
Для этого, конечно, прежде всего, нужна была сила. Она у меня имелась. Моя власть над ними была почти безгранична, – только воздуха не мог их лишить, а остальное всё в моих руках, кладбище – и то моё, так что мужики часто шутили:
– Мы и до смерти, и после смерти ваши.
Силу употреблять для себя – это гнусно. Сила для их блага, когда доводы не действовали, – это единственная возможность достигнуть цели.
Вопрос был только в том, правильно ли я рисовал себе картину и действительно ли так необходимо было заставлять крестьян отрешиться от их способа ведения дела? Вот факты.
Наступала весна. Моя земля вспахана с осени и чуть только сошёл снег, я, по примеру немцев, приступил к посеву.
У мужиков земля была не только не вспахана, но и не разделена. Это произошло оттого, что князевцы не имели обыкновения брать землю с осени, мотивируя тем, что до весны-де далеко, кто там жив ещё будет! Между тем, осенняя пашня и ранний посев в наших местах крайне необходимы. Весь урожай у нас исключительно зависит от влаги: сухой год – нет хлеба, сырой – изобилие. Так как сухих годов несравненно больше, чем сырых, то понятно как важна забота о сохранении влаги в земле. На земле, вспаханной с осени, влага гораздо лучше держится, чем на не паханной: снег весной гораздо скорее сходит (чёрная поверхность паханного слоя поглощает больше тепла, чем покрытая жнивьём).[3]
Скоро сошедший снег даёт возможность на неделю раньше начать сев. К периоду засухи ранний посев отцветает и начинает наливать – засуха ему, таким образом, на пользу, поздний же посев ко времени засухи только собирается цвести и крайне нуждается в дождях именно в такой период, когда дождей обыкновенно уже не бывает. Вред позднего посева заключается ещё в том, что, пропустив период весенней влаги, приходится высевать семян значительно больше, так как часть их от засухи пропадает. В то время, как немцы сеют 8 пудов ярового на десятину, крестьяне высевают от 12—15 пудов. Результат такого густого посева двоякий: если случится после
Причём вода не сбегает, как она сбегает по гладкой жниве, а тут же, вследствие неровности пашни, задерживается и проходит в землю
