ты не спи, если не хочешь, а к синякам нельзя тебе. Ты посмотри, до чего отца довел. И в доме разруха, – она всхлипнула, – уже сами как синяки живете. А какой был отец-то, красавец, и ты тоже… – она стёрла слёзы.
Баба Тоня приложила обе руки к холодной двери и тихо почти нежно сказала:
– Нельзя, Гвоздик, – и тут вздрогнула и затряслась. Гвоздь заорал из комнаты:
– Я себе вены вскрою!
– Ой, оё-ёй-ёй, да что же ты.
– А-а-а-а, – завыл Гвоздь.
Баба Тоня, охая, побежала к двери.
– Аркадий, Аркадий!
Когда крик стал глухим, Гвоздь понял, что она ушла. Он стоял около двери. По спокойному лицу ползала ухмылка. В одной руке он держал маленькую позолоченную булавку и очень быстро покалывал ею кончики пальцев другой руки от большого к мизинцу и обратно.
В комнате было очень холодно. Пока Степаныч слепил приятелей простынями и подкатывал к соседке, Гвоздь аккуратно вынул четыре деревянные планки и восемь гвоздиков, которые держали мутное стекло в нижней секции окна. Отец не бросится сразу его спасать, не поверит. Но надо торопиться.
Как только голос бабы Тони стал почти не слышен, Гвоздь сунул булавку в маленький кармашек джинсов, быстро снял с гвоздя у косяка свою с засаленными полами и рукавами куртку и выбросил на улицу в снег. Обхватил ладонью толстый холодный гвоздь, на котором висела куртка, и шатнул пару раз вверх-вниз. Железяка скрипнула и осталась в ладони, как и много тренировочных раз до этого. Остриё было заточено и блестело.
Гвоздь содрал с себя толстовку и остался в джинсах и мятой белой футболке с выцветшей надписью. По голым рукам пошли пупырки. Он почувствовал, что всё время в комнате у него были холодные уши. Гвоздь бросился к шкафу и из ящика со стираным бельем вынул два длинных черных носка. Стоя посреди комнаты, он бросил носки около себя на пол. Держа гвоздь в правой руке он задрал рукав футболки и вытянул вперёд левую руку.
Ну, всё. Пора.
Он ткнул остриём гвоздя в тощий бицепс посредине, зажмурился, нажал сильнее и полоснул поперёк, раздирая кожу. Было больно, но кричать не хотелось.
Он посмотрел на порез. Хорошо получилось с первого раза. На полу уже блестели правильные красные кружки. Кровь крупно капала с вытянутой вперед руки. Гвоздь сделал пару шагов по комнате вправо-влево, оставляя кровавые следы. Затем он швырнул железяку к двери, схватил с пола носок и толстовку, сунул носок в карман, так что он наполовину торчал наружу, стараясь не задеть раненную руку, протиснулся в дырку окна и со стоном вывалился в снег. Не тронуть рану не получилось, изнутри на раме остался кровавый след. Хорошо, пусть так.
Окно в комнате Гвоздя выходило не во двор, а сразу на улицу. Снег перестал, не не успел слежаться. Ботинки утонули в тонком кристально-белом пуху. Со столба в два раза выше одноэтажных домов белым светом поливала ламочка. С той стороны дома слышался глухой крик. Это баба Тоня ворвалась в баню и звала Степаныча.
Холод ударил Гвоздя, он задрожал всем телом, посмотрел на руку, которая уже вся была в крови, и сделал еще несколько шагов по улочке. Белый пух украсился ямками от кровавых капель.
