раздалось покашливание за спиной сыщика, когда тот попытался открыть ящик стола. – Вообще-то, это моя гримёрка, – попугай указал крылом на дальний угол: – Сонина там.
Смущённый дог Шмитт аккуратно постучал в крохотную дверцу. Никто не ответил. Тогда он попытался открыть дверцу, но та оказалась заперта. Недолго думая, он достал отмычку и лёгким движением лапы… снёс дверцу с петель.
С трудом сыщик протиснулся в гримёрку крольчихи. Дёрнул за шнурок, свисавший с потолка и щекотавший нос. Замигала тусклая лампочка. В её дрожащем свете Шмитт увидел одиноко висящее розовое платьице, зеркало с трещиной и покосившийся стол, на котором лежала расчёска.
Дог смерил попугая недовольным взглядом.
– А что я? Ей здесь нравится! – оправдывался фокусник.
– Да-а-а, – протянул сыщик, по его кожаному чёрному носу скатилась круглая слезинка. – Что же с ней случилось? Где же нам её теперь искать?
Пингвин Кузя схватил расчёску и начал забавно подпрыгивать то на одном ласте, то на другом.
– Ш… ш… ш… – шипел он.
– Да-да, очень смешно, – отмахнулся попугай и вышел из каморки-гримёрки.
Но дога поведение клоуна заинтересовало. Тот уже не просто прыгал с расчёской, а делал вид, что приводит в порядок свои пёрышки.
– Ш… ш… шерсть, – наконец смог отчётливо выговорить пингвин.
– Он хочет сказать, что на расчёске осталась шерсть Сони. Ты же собака. Можешь её понюхать и взять след. – Попугай сидел на вращающемся стуле и разглядывал себя в большом украшенном гирляндой зеркале. – Можешь?
Дог посмотрел на себя в зеркало с трещиной.
– Могу? – спросил он сам себя.
Пингвин Кузя запрыгал и закивал головой.
– Могу, – твёрдо сказал сыщик и понюхал расчёску. – Ради спасения прекрасной крольчихи – могу!
Лёгкий аромат цветов клевера, морковной запеканки и мыла проник к нему в нос и повёл за собой – мимо гримёрок, цирковой арены, зрительных рядов и киоска с вкусностями. Чтобы лучше его чувствовать, дог Шмитт закрыл глаза, поэтому встреча с дверью, внезапно преградившей путь, прошла болезненно.
– Где это мы? – спросил он, потирая распухший нос.
– На складе циркового хлама, – ответил попугай Ра. – Мыш Максимилиан у нас не только ворчун и нытик. Он ещё и жмот. Ничего и никогда не выкидывает. Если хочешь что-то… или кого-то спрятать, лучше места не найти, – добавил он жутким голосом.
Шерсть на загривке дога Шмитта встала дыбом, по телу пробежали мурашки. Дрожащей лапой он открыл дверь на склад циркового хлама, и вместе с пылью и паутиной на него посыпались старые рваные костюмы, обручи и мячи, тупые ножи и ржавые метательные диски, осколки зеркал и выцветшее конфетти.
Склад был забит до отказа, а в его глубине за поломанными скамейками и почерневшими клетками в кромешной тьме кто-то тяжело дышал.
– Она
