голос Наташи. – Видишь, какой милый сюжетик, ни политики, ни криминала, птичка летает.
Северин не стал разубеждать девушку, хотя мелькнувшая в голове мысль давала ему для этого все основания. Его почему-то неудержимо потянуло домой, в родную кровать. Он поблагодарил радушных хозяев за приятный и не без пользы проведенный вечер и, прихватив посошок, заковылял к метро.
Глава 4
Дохлый, еще один
Москва, 3 мая 2005 года, 11 часов вечера
– Даже о проклятой птице рассказали, а о Юрии Павловиче опять ничего! – раздраженно подумал мужчина, выключая телевизор.
– Ты бы, Алешенька, лег, на тебе лица нет, – раздался женский голос, – а хочешь, я тебе пирожка принесу с чаем.
– Ничего не хочу! Спасибо, мама. Ты сама отдохни, – на короткой дистанции в несколько слов раздражение переломилось и перешло в почтительную любовь.
Мужчина действительно выглядел неважно. По паспорту Алексею Владимировичу Никонову значилось тридцать четыре, на улице его принимали за мужа собственной матери. Он с детства не блистал ни силой, ни здоровьем, хотя и вымахал за метр восемьдесят. В пацанах он носил презрительное прозвище Прыщ, которое многочисленными свидетельствами пламенело на его лице и шее. Перейдя во взрослый разряд, он удостоился прозвища Дохлый, которое со смирением нес по жизни, представляясь при знакомстве как Лёха Дохлый, под тем же именем он фигурировал в объемистой милицейской объективке.
Неприятности с законом у Лехи начались достаточно поздно, в восемнадцать лет, что давало его матери, Марфе Поликарповне, основание утверждать, что ее сын рос послушным и добрым мальчиком, и лишь потом нехорошие люди сбили его с пути истинного. На рабочих городских окраинах послушные добрые мальчики взрастали только в воображении писателей социалистического реализма, в реальности социализма, равно, впрочем, как и капитализма, в этих местах мужает пополнение всемирной армии преступников, с младых ногтей пребывающее в убеждении в неотвратимости предначертанного пути.
Были немногие, которые вырывались за пределы этого круга обреченных, были и такие, которые страстно стремились в него попасть. К числу последних принадлежал Леха Никонов. Стремление подогревалось упорным нежеланием соседской шпаны принимать его в свои дружные ряды. Среди молодых в чести физическая сила, ловкость, безрассудная смелость, незатейливая веселость. Всем этим Леха был обделен от природы, что в сочетании с не очень, мягко говоря, привлекательной внешностью отвращало от него соседских мальчишек, не говоря уже о девчонках. Исключительно благодаря этому обстоятельству Леха избежал постановки на учет в детской комнате милиции и последующих первых обвинений в хулиганстве и других мелких правонарушениях. Залихватски засунутая в рот папироса «Беломор» не привлекла внимания целевой аудитории, выпитая же в одиночестве бутылка портвейна «Кавказ» отрыгнулась
