Тут явно не было ничего более, кроме верности другу – без сомнения, столь же неискушенному в искусстве, как и он. Я заговорил, стараясь произносить слова как можно более мягко.
– Так что же, по мнению вашего друга, я должен с ними сделать, мистер Лонген? – вежливо поинтересовался я.
– Вы ведь покупаете всякие вещи для музеев на Земле? – спросил он.
Я кивнул, потом взял камень, напоминающий сжавшуюся фигуру животного, и повертел его.
– Мистер Лонген, я занимаюсь своим делом уже много лет…
– Знаю, – прервал он меня. – Я прочитал о вас в факсгазете, когда вы прилетели на соседнюю планету. Потому вам и написал.
– Понятно. Так вот, как я уже говорил, я занимаюсь этим очень долго, и могу достаточно спокойно утверждать, что кое-что смыслю в искусстве, Если бы в тех фигурках, что сделал ваш друг, было бы хоть немного искусства, я бы его разглядел. Но это мне не удалось.
Во взгляде его зеленовато-карих глаз я прочитал потрясение.
– Вы… вы… – пробормотал он, наконец, – вы ведь не всерьез это сказали. Разозлились, наверное, что я затащил вас сюда.
– Мне очень жаль. – Я вовсе не зол на вас, и сказал именно то, что думаю. Эти предметы не только не искусство – в них вообще нет никакой ценности. Совершенно! Кто-то убедил вашего друга в том, что он талантлив. Вы окажете ему услугу, сказав правду.
Он долго смотрел на меня, словно дожидаясь слов, которые могли бы смягчить приговор. Потом внезапно встал и пересек комнату тремя длинными шагами. Скрывая возбуждение, он уставился в окно, но его мозолистые руки судорожно сжимались и разжимались.
Я дал ему немного времени переварить услышанное, затем принялся укладывать фигурки обратно в ящик.
– Мне очень жаль, – повторил я.
Он повернулся, стремительно подошел ко мне и наклонился, заглядывая мне в лицо.
– А очень ли вам жаль? – спросил он.
– Поверьте, очень, – искренне ответил я. И это было действительно так.
– Тогда окажите мне услугу, – вырвалось у него. – Не поедете ли вы со мной, чтобы сказать Чарли то, что сказали мне. Сами?
– Я… – Я хотел возразить, отказаться, но увидев всего в шести дюймах от своего лица его страдающие глаза, не смог выдавить ни слова. – Хорошо, – сказал я, наконец.
Воздух, который он так долго сдерживал, с шумом вырвался из груди.
– Спасибо, – сказал он. – Отправимся завтра. Вы даже не представляете, насколько это для меня важно. Спасибо.
У меня оказалось достаточно времени пожалеть о своем решении, как той ночью, так и наутро, когда Лонген поднял меня ни свет ни заря, одел в походную одежду вроде своей, включая высокие непромокаемые сапоги, и усадил в наземно-воздушный комбинированный флаер, нагруженный различным старательским снаряжением. Но обещание есть обещание – а свои обещания я привык выполнять.
Мы полетели на юг вдоль
