недоуменно заморгал, а потом захохотал надтреснутым хриплым смехом.
Так, значит, он спутал Черные Ботинки с растением? И его врага здесь не было и нет? Он потер глаза грязными пальцами и еще раз присмотрелся к кактусу. Да, Черных Ботинок не было.
– Это не он, – сказал Дэви, обращаясь к коню. – Парень меня боится, потому что знает, какой я в деле. Он держится на расстоянии. Но я все равно его убью. В следующий раз я всажу ему пулю прямо в глаз, вот увидишь.
Сунув горячий кольт в кобуру, он тронул поводья, и чалый побрел по иссохшей пустыне к Зайонвилю. Дэви поминутно поглядывал через плечо, но Черные Ботинки не появлялся. А денек был из тех, какие нравились его отцу. В свои последние годы старый Гартвуд любил валяться голым на солнцепеке. Старик обгорал докрасна. На коже появлялись волдыри и ожоги, а он все читал вслух Библию, пока солнце глодало его заживо. И ни Дэви, ни мать, ни сестра не могли заставить упрямца уйти под защиту тени. Он хотел умереть. Дэви помнил, как мать говорила ему это. И еще ту фразу, которую она любила повторять нравоучительным тоном: «Тот, кого карает Господь, всегда сначала теряет разум.»
Рука болела. Костяшки ныли, как от сильного удара. Он взглянул на след, оставленный поцелуем пули, и вспомнил, что в первый раз Черные Ботинки умер, даже не дотронувшись до кобуры. Второй раз он вытащил пистолет наполовину, а в третий – выстрелил в землю, когда пуля из кольта, попавшая в горло, отбросила его назад.
Дэви слизнул пот с багровой раны и вновь подумал о том, что Черные Ботинки набирался опыта. Хотя что тут странного? Не может же человек умереть восемь раз, так ничему и не научившись.
Жажда не давала покоя. Он снова открыл флягу и сделал несколько глотков. Теплая жидкость была соленой и вязкой, как кровь. Дэви выплюнул ее на ладонь, и она потекла сквозь пальцы алыми струями. Он продолжал идти, ведя за собой коня, пока белое солнце на изумрудном небе выжигало его потроха, а по подбородку сочилась липкая кровь. Дэви думал только об одном. Он думал о Черных Ботинках.
Зайонвиль оказался обычным городком – конюшня, магазин, салун и несколько домов, побелевших на солнце, как старые кости. Рыжая псина с двумя головами бегала вокруг Дэви и чалого и, тявкая, скалила обе пасти, пока добрый пинок по ребрам не научил ее хорошим манерам. У магазина какой-то неуклюжий паренек подметал ступени крыльца. Увидев Дэви, он замер на месте, как и те две пожилые женщины, которые шептались о чем-то в скудной тени.
Через дорогу располагалось небольшое оштукатуренное здание, с табличкой на двери: «Офис шерифа». Окна были зашторены, а слой песка у порога говорил о том, что шериф в Зайонвиле отсутствовал давно. Это вполне устраивало Дэви. Он привязал коня к столбу у салуна и снял с седельной луки широкий пояс. Прилаживая кобуру на бедре, Дэви почувствовал, что за ним наблюдают. Он осмотрелся по сторонам, прищурившись от яркого света, и увидел худощавого мужчину, одетого в помятый костюм и бесформенную шляпу. Тот сидел на скамейке перед небольшим деревянным домом с неприглядной вывеской «Веллс Фарго Банка». Крысиная нора, которую и грабить-то жалко,
