глазах Длиннодума вновь выступили слезы, размывая облик сырой и неуютной вселенной – совершенного творения богов.
16
Обратный путь с Раадоса занял гораздо больше времени, чем путь на остров – как объяснили мореходы, ветер не был попутным. Корабль причалил в гавани Кадма лишь на рассвете следующего дня.
Огромная толпа горожан ожидала его прибытия.
Царь Василий был уже в порту. Он бросил свой трон-носилки и с явным нетерпением ожидал, когда «Крокодил» наконец-то пристанет. Рядом с ним стояли воевода Барам – тот самый, который стоял во главе посольства, уговорившего Тверда участвовать в войне – и еще один сановник в богатых одеяниях, которого Длиннодум раньше не видел. Тот был уже немолод, но всё же много моложе царя, и юноша заключил, что это должен быть старший сын Василия – Пареций.
– Воевода Рубач! – позвал стоящего у борта пожилого воина Василий, когда корабль ещё только приближался к пирсу. – Скажи мне, что «Косатка» охраняет гавань Доса! Скажи мне, что мой сын, мой любимый Туруп остался в захваченном вами городе!
– Мы действительно захватили город, царь, – ответил Рубач и замолчал.
– На «Косатку», наверное, всё ещё грузят богатую добычу? – в голосе царя чувствовалось истинное волнение. «Он не в шутку любит своих сыновей», – с сочувствием отметил Длиннодум.
Рубач тяжело вздохнул:
– Нет, владыка. Потери Кадма в битве были велики – «Косатка» пошла ко дну.
– Не тяни же, скажи, что с моим сыном! – волнение в голосе царя начало перерастать в гнев. Обычно бесстрашный воевода молчал, ни одним движением не выражая своих чувств.
«Ну что ж, Сафир, попробую последовать твоему совету!» – подумал Длиннодум и громко сказал:
– Сегодня день скорби для тебя и для всего Кадма, царь Василий! Ибо сын твой, достойнохрабрый Туруп, пал в бою. Он разгромил раадосцев в морском сражении, те сделали вид, что отступают, но неожиданно их галеры напали на «Косатку». Капитан достойно принял удар, но погиб вместе с кораблем, и море стало его могилой.
На долгий миг над портом повисла тягостная тишина, а потом повсюду зазвучал скорбный плач: «Айя-а, Туруп! Айя-а, прекрасный сын Кадма! Горе нам!»
– Клянусь, что спалю дотла этот проклятый город! – закричал, перекрывая общий вой, Василий. – Вырежу всех скотов до последнего сосунка! Богами клянусь и беру их в свидетели!
– Отец! – вторгся в речь царя его наследник. – Подожди, отец!
Но исполненный скорби повелитель и не думал останавливаться:
– Камня на камне там не останется, и сама память о Досе исчезнет! Я засыплю их поля солью, как и собирался вначале, и не буду больше слушать ничьих безумных советов! Я заставлю всех забыть самоё имя проклятого острова, да поглотит его Ад! Отныне он называется Туруп, в память о моем несчастном сыне, и если кто скажет Раадос – лишится головы! В последний раз звучало в подлунном мире
