возможных обвинений подготовлены, точно годовой отчет премьер-министра, подобраны со вкусом и прилежанием, скандал для чего-то был нужен Курту, его последствия вывели милорда на шаховую позицию в игре, и в итоге он получил то, что хотел. В этом я был убежден. Я был потрясен проведенной работой, но найти столь сильного психолога в окружении Мак-Феникса не смог. Я не был введен в этот малый круг, но твердо знал: без помощника Курт не обошелся. Он мог замыслить столь сложный психологический ход, но осуществить его без поддержки профессионала не смог бы.
Как натура творческая, под мое подозрение попал Роберт Харли, и я дал себе зарок непременно познакомиться с этим «темным» гением нашей с вами современности. Пока же, как мог, выражал сочувствие несчастной Нелли. Второй раз в жизни я работал с жертвой психопата и видел это колоссальное опустошение, эмоциональный вакуум, оставшийся после общения с ним, эту боль и недоумение, и полную незащищенность, и отчаяние.
Милая Антонелла… Вы были сигналом для меня, маячком, предупреждением, но я не сумел различить знака, посланного судьбой, не захотел, самонадеянно считая себя профессионалом.
Во время последнего ее визита (она собралась в путешествие по Европе) я подошел вплотную, обнял ее и поцеловал. Мы занялись любовью прямо в кабинете; я не был ее лечащим врачом, всего лишь терпеливым другом, врачебная этика мне не мешала, а как друг я чувствовал, насколько ей необходима подобная разрядка. Дело было под вечер, мы перешли в спальню и наслаждались близостью до рассвета; я был нежен и очень осторожен, и ей было хорошо со мной. Наутро из моей скромной квартиры выходила совсем другая женщина, гордо, уверенно смотрящая в собственное будущее, готовая жить и бороться за право быть счастливой. Я не знаю, даже не пытаюсь представить, что она себе вообразила касательно автора этих скромных записок, но фантазии явно пошли ей на пользу.
Милая моя Антонелла Томпсон! Вы живы, это главное. Будьте счастливы. Будьте!
Я ни о чем не сожалею.
***
Дискотека ревет, дразнит неоном и запахом пота, динамики взрывает простой и оттого завораживающий ритм сексуальной партии. Он движется под этот ритм, жестко, кратко качая бедрами, и девушка напротив закатывает глаза, подаваясь навстречу. В мерцающем свете неона, в мечущихся вспышках и бликах ее лицо напоминает восковую маску из музея мадам Тюссо; оно прекрасно, как у порнозвезды, оно ужасно, как у недельного трупа, о, этот свет, он сводит с ума и заставляет поверить в призрак. Преддверие ада потрясает воображение нежданным миражом, мечется и воет толпа рогатых дьяволов, кружась в ритуальной пляске; и девушка напротив закусывает губу, тщетно удерживая рвущийся из груди отчаянный вопль; ее боль, ее крик, судорога, жалкая мольба взрывом оргазма наполняют его переполненную чадом безумия душу. Ему хорошо. Настолько, что острая боль в плече остается незамеченной.
***
Скандал вспыхнул и угас, схлынул половодьем.
После
