ремешки и молнии, щелкнула замок и обнаружила, что внутри чемодан был плотно забит папками. Я стала открывать одну за другой. Передо мной разворачивались сотни архивных документов, многие написанные еще на несовременной отличнейшей бумаге с царскими вензелями и гербом царской России. На самом дне оказался конверт с надписью «Мухе».
В письмо было следующее: «Любимая моя, единственная моя, бесценная моя девочка, ты читаешь это письмо, значит, меня уже нет. Ну, и слава Богу. Я что-то подустал от игры в жизнь, игры с жизнью. Или сломался и перестал следовать правилам, или сама игра наскучила. В нашем затянувшемся споре, наверное, ты выиграла. Я, при всем моем ерничестве и цинизме, все-таки не выдержал груза двойной морали. Я был таким образцовым коммунякой, что меня ставили в пример и продвигали по службе. У меня это вызывало, кроме смеха, еще и сердечные приступы, которые учащались по мере этого самого продвижения. Ведь нужно было соответствовать, то есть, выступать со всякими речами и предложениями. Что я и делал, и мое влияние стало довольно существенным. Никто или почти никто не догадывался даже о моей скрытой игре, о том, что я по существу был двойным агентом. Нет, конечно, не другой страны или разведки, а двойным агентом советского государства с одной стороны, и своей собственной совестью, или как это еще называется, когда что-то внутри переворачивается от отвращения к себе самому. На сим заканчиваю свои покаяния и раскаяния. Теперь слушай внимательно. Я тебе как-то давно рассказывал о русских эмигрантах, престарелых уже людях, которые, представь! все еще любят искренне и трепетно матушку Россию. И я дрогнул, я почувствовал такой притягательный взрыв адреналина, что не мог отказаться. Ладно, шучу, не бери в голову. Не только азарта сподвигнул меня. Я стал собирать то, что, что они мне приносили, не все, конечно, а то, что не вызвало бы в худшем случае подозрения в корысти. Я старался быть осторожным. Это было интересно. Это был экстрим. Здесь была та игра, которая зависела только от моего умения и разумения, хитрости и изворотливости. Все, что я собрал, находится здесь. Я начинал верить, несмотря ни на что, что мы выберемся из туннеля, по которому бредем уже столько лет. Я в это поверил, читая и перечитывая эти документы, письма, дневники. Так вот, любимка моя, когда придет время, а ты его сразу, конечно, почувствуешь, передай, кому сочтешь нужным, эти бумаги. А может быть, тебе самой захочется сделать эти письмена» гласными» (застряло-таки это словечко после Горби)? Сама решай. Все. Люблю тебя не меньше прежнего. Всегда твой. Крокодил».
Теперь уже я сама позвонила Медведю и попросила встретиться. Он приехал ко мне с букетом цветов, шампанским для меня и бутылкой водки для себя. Все как в былые времена. Он старался быть, как всегда, шумным, веселым, остроумным, но у него плохо это получалось. Может, кто-нибудь чужой, и клюнул бы на его шуточки, поверив в искренность его мажорного настроения, но только не я. Мы сели на кухне, я настругала сыру, колбасы, нарезала салатов. Когда мы разлили шампанское в бокал, водку в стопочку, и я протянула руку, чтобы чокнуться, он отвел
