тоже. Стресс снимал…, – сказала я и выпила, не чокаясь, не шампанского, а водки. Я молчала, Медведь тоже. Он встал, подошел к окну, отвернувшись от меня, шмыгнул носом, смахнул слезу (или мне показалось?), поднял рюмку.
– Давай, за наших, за одноклассников, которые уже на встречу не придут, им туда (Медведь поднял указательный палец вверх), – не дозвониться. Светлая им память.
Потом мы перешли в комнату, сели на пол, где были разложены папки с документами, и я объяснила, зачем его позвала. Медведь был просто ошарашен моим рассказом о «подпольной» деятельности Крокодила за рубежом. Он осторожно брал старые письма начала XX века, военные рапорты, фотографии, приказы о награждении и т. д., читал, рассматривал, вздыхал, запивая свои впечатления водкой, которую перетащил из кухни.
– И что с этим думаешь делать? Пока ведь это не опубликуешь, несмотря на всю гласность. Да и вообще пока не до культурных ценностей. Так ведь? – спросил он и сам ответил. – Конечно, сейчас не до того. За власть надо биться и за нефтяные краны, что суть одно и тоже. Но придет же, когда ни будь, черт возьми, время…
– Придет «Жаль только, жить в это время прекрасное, уж не придется ни мне, ни тебе, – опять цитатой откликнулась я. Реакция Медведя была мгновенной.
– Вот к чему приводит филологическое образование. Ты вся напичкана цитатами, Муха. Хотя, надо признать, лучше классика не скажешь. Ладно, надо ведь все равно что-то делать. Хотя бы в память о Крокодиле.
Я сразу поняла, что у Мишки появилась идея. Он был импровизатором. Эта способность распространялась у него и за пределами чисто джазовых композиций. Я это знала и надеялась, что он что-нибудь придумает. И я не ошиблась.
– Ты хоть помнишь, что я переводчиком подрабатывал одно время, с туристами, с делегациями? Ну вот, я помотался немного по странам, кое-какие связи и даже вполне дружеские у меня есть там, за бугром. Да и вообще с моей фамилией Коган в каждой стране найдешь дядю или племянника. Мой великовозрастный сын давно живет в Штатах, его тоже можно напрячь. Он у меня покладистый. Так вот, я перепишу адреса, имена-фамилии, телефоны, возможно, они устарели, надо обновить и как говорится, идентифицировать отправителей и получателей. Начнем, «бегин ту бегин» и «степ бай степ». Видишь, я тоже кое-какую классику знаю, – хмыкнул Медведь. – В общем, ты поняла? Надо наладить контакты, создать агентурную сеть, по возможности, встретиться. Слава богу, теперь не ссылают за связи с иностранцами. Но эта работа неспешная, деликатная, так что скорых результатов не жди.
В первый вечер мы разобрали лишь одну папку и пачку писем, переписали все фамилии и адреса, которые там нашли. Мы надолго застревали над каждым документом, особенно над каждым письмом, запиской, посланных с оказией, редко по почте, русским офицером Царской или Белой гвардии, молодым человеком, нежным сыном, влюбленным женихом или заботливым мужем и отцом. Письма с фронтов, из эмиграции, из стран, куда попадали случайно, уверенные, что ненадолго, и страстно хотели вернуться,
